Она сбрасывает с себя оцепенение и рассовывает пачки по карманам. Наронг осторожно дотрагивается до ее руки.

— Прости, но, кроме тебя, у меня никого нет. Надо найти и без остатка уничтожить наших врагов, и тут я полагаюсь только на твою помощь.

Днем в башне Плоенчит и так страшная жара, а теперь, когда обшарпанные комнаты клуба до отказа забиты следователями, здесь просто невыносимо. Совсем неподходящее место для мертвых тел; место, где прописались голод, отчаяние и неудовлетворенность. В коридорах толпятся люди из дворца — наблюдают, обсуждают, ждут, когда подчиненные Прачи закончат обследование и останки Сомдета Чаопрайи можно будет забрать, сжечь и поместить в погребальную урну. В воздухе разлиты тревога и злоба, все ведут себя с пугающей, оскорбительно подчеркнутой вежливостью, предчувствуют бурю, удары молний и черный грозовой фронт, за которым — неизвестность.

Первое тело лежит в общем зале возле бара. Старый фаранг похож на существо из другого мира. Повреждений почти нет, кроме лилового кровоподтека на шее там, где свернуто горло. Он весь в пятнах, как утопленник; наживка на гангстерской рыбалке. Широко раскрытые голубые глаза — два мертвых колодца — смотрят прямо на капитана. Канья молча изучает травмы, потом секретарь Прачи ведет ее во внутренние помещения.

Она ошеломленно замирает на месте.

Все в крови. На стенах длинные брызги, на полу огромные лужи. Среди груды тел — Сомдет Чаопрайя: тот же след на шее, что и у старого фаранга, только горло не сломано, а вырвано, словно его загрыз тигр. Охранники лежат рядом — у одного из глазницы торчит лезвие от пружинного пистолета, другой, вцепившийся в свое оружие, сам весь нашпигован острыми зарядами.

— Кот рай! — бормочет Канья. Она в полной растерянности от жуткого зрелища. В кровяной пене ползают бежевые жучки, оставляя за собой дорожки на посыпанном реагентом полу.

Прача, который стоит неподалеку и беседует с подчиненными, замечает ее потрясение. На лицах остальных тоже шок, тревога и смятение. От мысли о том, что организовать резню мог генерал, Канье физически плохо. Сомдет Чаопрайя, конечно, не был другом министерству природы, но чудовищность происшедшего полностью выбивает ее из колеи. Одно дело — замышлять атаки и отвечать на удары противника, но посягать на дворец — совсем иная история. Канья чувствует себя бамбуковым листочком, тонущим в бурном потоке.

«Всех ждет смерть. Даже самые богатые и могущественные в итоге лишь корм для чеширов. Мы бродячие трупы, и больше ничего. Стоит задуматься, и поймешь, что так и есть».

И все же вид мертвого полубога страшно ее пугает, лишает сил. «Что же вы натворили, генерал?» Представить страшно. Поток все сильнее, вот-вот утянет на дно.

Прача подзывает Канью. Капитан ищет в выражении его лица хотя бы намек на вину, но, кроме озадаченности, ничего не замечает.

— Что ты здесь делаешь?

— Я… — Объяснение она приготовила заранее, но, стоя возле раскиданных по полу тел охранников и защитника королевы, не может произнести ни слова.

Прача видит, как Канья смотрит на останки Сомдета Чаопрайи, смягчается, осторожно берет ее за руку и ведет к двери.

— Идем, это слишком тяжелое зрелище.

— Но…

— Я же сказал — идем. — Прача вздыхает. — К вечеру узнает весь город.

К Канье наконец возвращается дар речи, она говорит, все, что собиралась сказать, играет назначенную Наронгом роль.

— Я не поверила, когда узнала.

— Все гораздо хуже, — мрачно сообщает генерал. — Его убила пружинщица.

— Пружинщица? В одиночку? — Канья изображает удивление, а сама тем временем напоследок оглядывает залитый кровью зал — рассматривает густо утыканные лезвиями стены, замечает среди тел чиновника из министерства торговли — сына одного из старейшин не первой величины, — и еще человека из клана чаочжоуских промышленников, этот занимался деловой прессой. Все лица знакомы ей по газетам, все — «тигры», большие люди. — Кошмар.

— Вообразить невозможно — шестерых охранников, а потом еще трех человек. Причем пружинщица управилась одна, если верить свидетелям. Даже после цибискоза такой грязи нет.

От шеи его светлости почти ничего не осталось — ее сломали и вырвали; позвонки на месте, но голову почти не держат.

— Его будто демон разодрал.

— Демон — не демон, но уж точно дикое животное. Почерк военного существа с перестроенными генами. Мы такое уже видели — на севере, на войне с вьетнамцами. В разведке и ударных частях у них есть пружинщики, но, на наше счастье, немного. — Прача серьезно смотрит на Канью. — Туго нам придется. Торговля свалит вину на нас, скажет — мы пропустили зверя в страну, попробует сыграть на этом, найдет предлог отхватить себе больше власти. — Он мрачнеет. — Надо выяснить, откуда взялась пружинщица. Может, это Аккарат, стремясь к могуществу, решил подставить нас и принести в жертву защитника королевы.

— Он бы ни за что…

— Брось, политика — грязное дело. Ради власти даже маленький человек пойдет на что угодно. Мы предполагаем, что Аккарат бывал здесь раньше. Кое-кто из персонала вроде бы узнал его по фотографии… Все, конечно, боятся, лишнего не скажут. Но, похоже, Сомдета Чаопрайю к дергунчику привел именно он или кто-то из его приятелей, торговцев-фарангов.

«Генерал со мной играет? Знает, что я работаю на Аккарата? — Канья не дает страху завладеть собой. — Хотя, если бы знал, не поставил бы на место Джайди».

— Уверена? — шепчет призрак капитана. — Змея в своем гнезде безопаснее той, что свободно ползает по джунглям. Так генерал может тебя контролировать.

— Отправляйся в отдел документов, — приказывает Прача. — Кому-то будет на руку, если часть информации вдруг исчезнет, понимаешь? Среди нас есть агенты Торговли. Разыщи все, что сможешь, и вези мне. Узнай, как ей удавалось тут спокойно жить. Скоро пойдут слухи, и следы начнут быстро заметать — люди станут врать, регистрационные записи — исчезать. Кто-то ведь позволял ей здесь находиться, несмотря на запрет. Есть у нас такая болезнь — брать взятки. И я хочу знать, кто это был и не платил ли ему Аккарат.

— Но почему я?

Печально улыбаясь, Прача объясняет:

— Потому что больше я доверял только Джайди.

— Он тебя подставит, — подсказывает призрак. — Если генерал хочет свалить вину на Торговлю, ты — идеальный вариант. Ты же их шпион.

Канья не замечает в лице Прачи и намека на подвох, хотя знает, насколько хитер этот человек.

«Что ему известно?»

— Соберешь информацию — сразу ко мне. И никому ни слова.

— Хорошо, — отвечает она, но не думает, что хоть какие-то документы сохранились. Следы скорее всего уже замели. Сделать это было несложно: если покушение планировали, взятки шли налево и направо. Канья с содроганием представляет, кто мог решиться на такое. Политические убийства происходят, однако поднять руку на дворец… На нее накатывает волна ярости и отчаяния, но она берет себя в руки и спрашивает: — А что нам уже известно о пружинщице?