Старик, уже сидя в повозке, лихорадочно размышляет. Якорные площадки — только оттуда можно наверняка сбежать от подступающего хаоса. Ян гуйдзы Ричард Карлайл скорее всего еще там — он и его дирижабль, который летит в Калькутту за угольными насосами для королевства. В воздухе точно будет безопаснее — только надо застать заморского демона до того, как он поднимет последний якорь.

— Так куда едем?

«Маи».

Хок Сен мотает головой — теперь-то зачем не дает покоя мысль о девочке? Он ничего ей не должен. Какая-то рыбачка, никто. Но ведь вопреки здравому смыслу старик почему-то позволил Маи остаться рядом, пообещал взять себе в прислугу, уберечь от бед — ничтожная, но все-таки плата за помощь. Однако то было раньше, когда он планировал сбежать с деньгами калорийщиков, а значит, и тот уговор теперь не действует. Поймет.

— На якорные площадки. Гони. Опаздываю.

Рикша кивает и давит на педали.

«Маи».

Хок Сен проклинает себя. Ну что за идиот! Почему никогда не может сосредоточиться на главном? Почему его вечно что-то отвлекает, а в итоге прахом идут все планы спокойной и безопасной жизни?

Злясь на себя, злясь на Маи, он командует:

— Нет, подожди. В другое место. Сперва к мосту Крунгтон, потом на якорные площадки.

— Это же совсем в другую сторону.

— А я, по-твоему, не знаю?

Рикша притормаживает, разворачивает повозку в ту сторону, откуда только что приехали, встает на педалях и снова набирает ход.

На улицах наводят порядок, бурлит пестрый город — город, который не подозревает о неминуемой гибели. Велосипед скользит по залитым солнцем дорогам, рикша плавно переключает скорости и все быстрее и быстрее везет старика к девочке.

Хок Сен успеет, если только ему очень повезет, поэтому он молится об удаче, о том, чтобы хватило времени забрать Маи и не упустить дирижабль. Будь старик умнее — взял бы, да и сбежал один.

А он молится об удаче.

Дамбы разрушены, насосы взорваны; шесть дней — и Город Божественных воплощений мертв. С балкона высотки, в которой расположены лучшие в Бангкоке апартаменты, Эмико наблюдает за тем, как море стремительно заполняет улицы. От Андерсона-самы осталась лишь телесная оболочка. Пока гайдзин не испустил дух, девушка выжимала воду ему в рот, а он приникал к мокрой тряпке, как ребенок к груди, и просил прощения у видимых лишь ему призраков.

Услышав мощные взрывы на краю города, Эмико не сразу поняла, что происходит, но когда в воздух над плотинами, извиваясь гигантскими нагами, поднялись двенадцать столбов дыма, стало ясно: насосы Рамы XII, спасавшие от наводнений, уничтожены и жизнь города опять под угрозой.

Три дня Крунг Тхеп пытались спасти, но пришли муссоны, и все попытки сдержать наступающий океан были оставлены. Полил дождь, мощные потоки смыли с улиц пыль и мусор, закружив и подняв над землей каждую щепочку. Из домов, держа над головами пожитки, хлынули люди. Медленно наполняясь водой, Бангкок превращался в огромное озеро, волны которого стучали в окна третьих этажей.

На шестой день ее величество объявила, что священный город решено оставить. Сомдета Чаопрайи больше нет — только королева и сплотившийся вокруг нее народ.

Белые кители, всего несколько дней назад ненавидимые и презираемые, теперь повсюду — выводят людей на север, а командует ими новый Тигр, странная неулыбчивая женщина — как говорят, одержимая духами. Она настраивает подчиненных на самоотверженную работу, на спасение стольких жителей Крунг Тхепа, сколько вообще возможно спасти. Когда доброволец в белой форме проходит по коридорам здания и предлагает пищу и чистую воду, Эмико сидит тихо. Город гибнет, но доброе имя министерства природы восстановлено.

Бангкок пустеет, на смену велосипедному звону и крикам торговцев приходят плеск океанской воды и вопли чеширов. Иногда Эмико думает, что она — единственное здесь человеческое существо. Заведя однажды радио, девушка узнает, что столицу переносят в Аютию, которая стоит выше уровня моря, что Аккарат остриг голову и ушел в монахи искупать свою вину, так как не смог защитить город. Но все это от нее очень далеко.

В сезон дождей жизнь Эмико делается сносной — вода теперь повсюду, пусть застойная, воняющая отходами миллионов людей, но вода. Она находит лодочку и плавает на ней по заброшенному городу. Льет каждый день, и девушка подставляет свое тело под струи, которые смывают воспоминания о прошлом.

Эмико добывает пропитание, копаясь в мусоре и охотясь, ест чеширов, голыми руками ловит рыбу — с ее стремительными движениями метко проткнуть карпа одним ударом не составляет труда; сытно ест и спокойно спит — когда кругом вода, перегрева можно не бояться. Подходящее для Новых людей место виделось ей другим, но и это вполне подходит.

Она украшает квартиру — как-то раз переплыла широкое устье Чао-Прайи и навестила фабрику «Мисимото», где некогда работала. В разрушенном здании нашлось несколько сувениров, напоминающих ей о прошлом: сорванные со стен панно с иероглифами и традиционные чайные чаши — тяван.

Пару раз встречались люди: по большей части искали пропитание, и им не было дела до странно подергивающегося создания, которое скорее мерещилось, чем ясно виделось, но были и те, кто в беззащитной на первый взгляд девушке усматривал добычу. Этих Эмико успокаивала быстро и так гуманно, как только умела.

Дни идут за днями. Она уже настолько привыкла к своей спокойной жизни искателя пропитания в водном мире, что когда за стиркой на балконе третьего этажа ее застают незнакомый гайдзин с девушкой, встреча оказывается для нее полной неожиданностью.

— Это еще кто?

Эмико вздрагивает, чуть не падает с перил, спрыгивает на пол и, шлепая по воде, убегает в безопасный сумрак заброшенной квартиры.

Лодка гайдзина утыкается в балкон.

— Саватди кхрап!.. Здравствуйте!..

Человек стар, кожа вся в пятнах, живо блестят умные глаза. На лице гибкой смуглой девушки играет мягкая улыбка. Облокотившись о перила, они всматриваются в темную комнату.

— Не убегай, малышка. Мы совсем не опасны. Я так вообще не могу ходить, а Кип у нас — натура кроткая.

Эмико ждет, но пришлые никак не уходят и продолжают упорно ее высматривать.

— Пожалуйста, покажитесь, — просит девушка.

Вопреки здравому смыслу Эмико выходит им навстречу, осторожно шагая по щиколотку в воде. Она уже давно и ни с кем не разговаривала.

— Дергунчик! — ахает Кип.

Старика это словечко веселит.

— Но сами себя называют Новыми людьми. — В его голосе нет неприязни. Гайдзин показывает две тушки чеширов: — Не желает ли юная госпожа с нами отобедать?

Эмико показывает на балконную ограду, к которой под водой привязан ее сегодняшний улов.