Я находилась у крепостной стены и видела, как Катерина с Джованни наконец-то неохотно расстались и он, опираясь на трость и плечо возницы, осторожно поднялся в экипаж. Повозка тронулась. Графиня махала ей вслед, пока она не скрылась из виду.

В тот же день, ближе к вечеру, в крепости появился уличный мальчишка с письмом, адресованным «Госпоже Дее, крепость Равальдино, Форли». Я извинилась и ушла к себе в комнату, чтобы прочитать его в одиночестве.

Почерк я узнала сразу же, но меня обеспокоило, что письмо выглядело толще, чем обычно. Неужели с Лукой стряслось какое-то несчастье? Может, это что-то вроде прощального послания, в котором подробно излагается, почему мы никогда больше не увидимся?

Я встревожилась и подсунула под печать нож для бумаг.

Моя дорогая!

С каждым днем я люблю тебя все сильнее.

Сегодня я вынужден предостеречь: Форли и Имола в опасности.

Еще немного — и Папа Александр снова поменяет союзников. Юный Чезаре Борджа был назначен главнокомандующим папской армии. Вместе с отцом он ведет тайные переговоры с Людовиком XII. Они предложили Франции Милан и Неаполь, если армия этой страны поддержит их в войне за Романью. Чезаре спит и видит, как правит этой областью, он объявит себя герцогом Романьи, как только захватит эти земли. В данный момент его сдерживает одна лишь могучая Венеция.

В мае Чезаре женился на кузине короля Людовика. Он стал герцогом Валенсии и приказал величать себя Валентино.

Я боюсь за тебя. Поезжай во Флоренцию, там еще можно спастись.

Это крайне опасные люди, ни одному их слову нельзя верить. Все слухи, которые доходят до вас, чистая правда. Чезаре презирает отца за то, что Родриго делал с дочерью еще в те времена, когда она была совсем ребенком, однако все равно участвует в заговорах, поскольку только через Папу Александра может обрести власть. При этом он отчаянно любит Лукрецию и не остановится ни перед чем, чтобы защитить ее. Некоторые утверждают, что он обожает ее даже слишком сильно.

Молюсь, чтобы ты пребывала в добром здравии. Как же я скучаю по тебе!

Я не сразу рассказала о письме Катерине, поскольку она все еще тревожилась о здоровье сера Джованни.

Конечно, Лука знал, что я не могу покинуть Равальдино без Катерины, а она недавно писала своему дяде Лодовико: «Если мне суждено умереть, то я погибну в бою, как мужчина». Моя же жизнь, как и всегда, была в руках правительницы Форли.

Я выждала несколько дней. Катерина была в приподнятом настроении, поскольку недавно получила первое письмо от мужа, в котором он уверял, что прекрасно доехал и неплохо устроился. Тон письма был бодрым, успокаивающим, и графиня хотя бы на день позабыла о своих тревогах.

Близость Сан-Пьеро позволяла обмениваться новостями быстро и легко, Катерина уже сегодня узнавала, чем занимался муж накануне. В первую неделю она получала сообщения каждый день, сер Джованни описывал в них таких же страдальцев, как он сам, купальни в скалах и пахнущие серой водопады, которые наполняют их.

На второй неделе Катерина получила только два письма от мужа. Оба были бодрыми, однако без всяких подробностей. Катерина втайне расспросила доктора Джованни, который признался, что выздоровление пациента несколько замедлилось, но все-таки он надеется на полное восстановление. Лишь уверенный тон врача удержал Катерину от того, чтобы отправиться к Джованни в ту же минуту.

На третьей неделе новостей не было вовсе, пока в четверг, на рассвете, моя госпожа не получила срочное послание от доктора.

«Состояние сера Джованни серьезно ухудшилось, приезжайте немедленно», — писал он.

Катерина слетела по лестнице и вскочила в седло. Первый раз я не последовала за ней. Наверное, я не верила, что молодой и сильный сер Джованни может вдруг погибнуть, ведь он еще недавно отличался цветущим здоровьем. Даже Лоренцо Великолепный, скончавшийся от жесточайшей подагры, дожил до сорока одного года.

Утро и половина дня прошли без новостей. После полудня я поднялась на стену, чтобы оглядеть южный горизонт и дорогу на Сан-Пьеро. Я простояла там до темноты, но так и не увидела ни одного всадника.

На следующее утро я уже не находила себе места от беспокойства, поэтому снова поднялась на зубчатую стену Равальдино. Сентябрь был в разгаре, солнце припекало, однако дул холодный ветер. Часовые наверняка думали, что я просто греюсь на солнышке. Я же медленно вышагивала от бойницы к бойнице и целый час не сводила глаз с южной стороны горизонта.

Наконец я заметила темные пятна, движущиеся по дороге в клубах пыли. Когда они приблизились, я рассмотрела двух всадников, экипаж и пару телег, одна из которых была чем-то нагружена. Вторая издалека показалась мне пустой.

Я поспешно сбежала по нескольким лестничным пролетам к главным воротам, за которыми уже слышался топот копыт. Всадники оказались стражниками из свиты Джованни. Они остановили лошадей и спешились, глядя куда-то в пустоту. Когда конюх принял у них поводья, один стражник открыл дверцу экипажа. Катерина вышла и поглядела на меня. Ее лицо напоминало каменную маску, скрывающую все чувства. Говорить она не стала — всем своим видом госпожа предостерегала окружающих, чтобы не лезли к ней с расспросами.

Ее шаги отдались гулким эхом, когда она прошла мимо меня. А я наконец-то поглядела на последнюю телегу в обозе, которая была вовсе не пуста — в ней лежал длинный гроб из свежеструганных досок.

После того как сер Джованни покинул нас, мир с каждым днем становился все мрачнее. Катерина хранила молчание, не говорила о своем горе даже со мной, но каждый день принималась за дела с каменным лицом. Ее единственным желанием было похоронить обожаемого супруга в Равальдино, чтобы однажды она могла упокоиться рядом с ним, однако Лоренцо, брат Джованни, забрал тело. Оно нашло свой последний приют во флорентийской церкви Сан-Лоренцо, которая содержалась на средства семьи и располагалась неподалеку от старого палаццо Медичи.

Миновало безрадостное Рождество, а вскоре после Нового года пришла скорбная весть: Венеция заключила с Францией перемирие, а это означало, что королю Людовику открыт путь через всю Италию до самого Милана. Настало время показать Катерине письмо Луки, в котором он сообщал, что Борджа состоит в союзе с Францией и запросто присвоит себе Имолу и Форли.

Лодовико Моро чрезвычайно тревожило это вторжение, но, как он ни старался, ни Франция, ни Папа Александр не соглашались на переговоры. Пребывая в смятении, герцог Миланский утешался тем, что закупал пушки и нанимал воинов, пока хватало денег. Поскольку у него осталось мало сторонников, он обещал Катерине полную поддержку. Моя госпожа не питала иллюзий на сей счет. Французская армия считалась одной из самых могущественных в Европе, и если Лодовико вступит в открытый бой, то ему поможет только счастливый случай. Однако после смерти сера Джованни Катерина была не в силах сосредоточиться ни на чем, в особенности на политических делах. Я надеялась, что письмо Луки заставит ее действовать, однако она не предпринимала ничего.