Он подобрался к девкам, схватил их за волосы и подтянул к их шмоткам – возле раскладушек они валялись. Заставил взять все это в руки. Но одеться времени не дал. Голыми потащил к двери. Выпихнул на лестничную площадку, втолкнул в лифт. Пока спускались, они успели кое-что накинуть на себя.

– Пошли на хрен отсюда! – заорал он на них, когда лифт остановился и дверцы раскрылись.

Девки поняли, что их отпускают. Радостно взвизгнули и выпорхнули из подъезда. Побитые, затраханные, но живые.

Вагонетка сел в машину, завел двигатель. Он уже выехал со двора, когда мимо него промчались ментовский «луноход» с выключенной «люстрой» и два «рафика». Опять омоновцы. По душу Пузырька и его ублюдков.

Вовремя он ноги унес!

* * *

Жорж уже пришел в себя. Несколько операций он перенес, все успешные. И встал на путь выздоровления. Путь этот длинный, и он только в самом начале. Но, главное, будет жив.

Он еще был очень слаб. И разговаривать не мог. Зато все слышал.

– Все нормально, братан, – говорил ему Леон.

Его пустили в палату в виде большого исключения.

– Больше некому на тебя наезжать. Всех к ногтю прижал. Давай выздоравливай поскорее. У нас с тобой, брат, куча дел.

Леон видел, как загорелись глаза Жоржа. Тот понял, о каких делах речь.

Большая криминальная война, вторая по счету в Задворске, позади.

Леон сумел сладить с Бекасом. А затем принялся за взбунтовавшихся «бригадиров». И свои «бригады» в дело пустил, и ментов подпряг. Вагонетка сам развязал ему руки. Ведь он первый натравил на него ментовский спецназ.

Прежде всего он ликвидировал ключевые фигуры в самостоятельных кодланах. Олеся и ее девчонки сработали блестяще. Тарас получил пулю не только потому, что он держал под собой крупную группировку. Прежде всего это была месть за Жоржа. Против Страшилы, Симона, Холода и других павших авторитетов Леон ничего не имел. Но их пришлось убрать. Это суровая необходимость.

На корм ментам пошли уже обезглавленные «бригады». Люди Леона вычисляли места, где кучковались «быки» из враждебного лагеря, и давали наводку спецназу.

Захваченных боевиков скирдовали в следственном изоляторе. До сотни человек в камеры запрессовали. Леон позаботился о том, чтобы никто из «быков» не вышел на свободу под залог или расписку о невыезде. Их всех, конечно, освободят из-под стражи. Но это случится не скоро. Только когда они полностью осознают свою вину и созреют для того, чтобы вновь встать под знамя единой организации.

А еще нужно достать Вагонетку.

Так и не смогли его выловить. После того как он ушел из расставленных ему сетей, его видели в городе. Но схватить не смогли. Он и сейчас вроде бы в городе. Но залег на дно. Его ищут, но, увы, пока безуспешно.

Вагонетка горд и честолюбив. И никогда не отступает от задуманного. Можно перетащить на свою сторону кого угодно – только не его. Если он объявил Леону войну, то будет воевать с ним до конца. Остановить его может только смерть.

Он уже не делал погоды. Нет у него силы, чтобы воевать с Леоном. И все же для полного спокойствия его нужно изловить. Леон еще не думал, что он с ним сделает. Но то, что он вычеркнет его из криминальной жизни города, знал точно.

Расправа над Вагонеткой станет последней точкой в войне. И после, возможно, прольется кровь. Леон победил, но это еще не значит, что в городе установился порядок. Еще многое предстоит сделать, чтобы вернуть утраченное. Кто-то отбился от рук, что-то пришло в упадок. Словом, дел невпроворот.

* * *

Не всех боевиков смогли накрыть менты. Вагонетка успел добраться как раз до той «ямы», которую никто не вычислил. Пять «быков» в ней хоронились. Неплохие пацаны. Духом не упали, тоску водкой не заливали. С достоинством держатся.

Хату не трогали. И все же Вагонетка решил сменить жилье. Была у него собственная конспиративная квартира. Вот о ней уж точно никто не мог знать. Добрались до нее без проблем. И затаились в ней. Харч с собой взяли да еще по пути надыбали. Водку не брали – к черту искушение.

Зато вдруг появилась баба. Три дня жили – и ничего. А тут на тебе, диво дивное образовалось.

Весело так в дверь позвонила. Скирда ей открыл. А она ему с улыбкой:

– У вас соли не найдется?

У того чуть шары на лоб не полезли. Какая на хрен соль?

– А ты кто такая будешь? – Хватило ума не ответить ей грубостью.

– Да я ваша соседка, – и показала на дверь на одной лестничной площадке с ними.

– А-а... Нет у нас соли, извините...

Вежливо так извинился. С виноватой улыбкой. Нормаль, нечего настораживать бабу.

– Жаль, нельзя, а то бы трахнул, в натуре, – вздохнул Скирда.

– А что, не кислая телка? – спросил Сазон.

– Да ниччо, покатит. Сама хочет, чтобы трахнули. Глаза блядские...

А через пару часов она позвонила опять.

– А у вас лука случайно нет? – И снова, как дура, улыбается.

– Нет.

Скирда начал злиться.

– Может, вы голодный сидите?.. Заходите ко мне. У меня никого нет. Я одна живу.

– Не могу.

– А-а, понимаю, вы не один. С вами друг?.. А ко мне сегодня подруга зайдет.

– Да мы не можем, – страдальчески скривился Скирда.

– А может, вы?.. – Пауза тягучая, многозначительная.

– Да, вы угадали.

Дверь захлопнулась.

– Ты чо, Скирда, «голубой»? – хохотнул Пыж.

– Ага, – не растерялся тот. – А ты мой друг. Пассивный!

– А ну заглохли! – цыкнул Вагонетка.

Надо меньше языком трепать. Эта соседка, похоже, подслушивает, что у них на хате творится. Дом панельный, стены тонкие, ухо приложи и слушай, о чем соседи базлают. Если интересно. А баба эта любопытна. Проблядь хренова!

А вдруг она их сдаст? Скажет кому-нибудь, что в соседней квартире какие-то подозрительные личности поселились. И кое-кто сделает правильный вывод, ментам свистнет.

Надо уходить отсюда.

И уйдут. Сегодня же ночью. По темноте из города выберутся. А там найдут куда податься...

* * *

– Э-эх, доро-оги! – пьяно заорал Ульев, вышагивая по ночной пустынной улице.

– Да заткнись ты! – одернул его Короткий.

– Так точно, товарищ капитан! – вытянулся тот в струнку и комично приложил руку к берету.

Берет у него краповый. Заслуженно его носит.

А Геннадий также заслуженно носит звание капитана. Вчера приказ пришел. А сегодня звездочку обмывали. С кем он только сегодня не пил. Литр раздавил, не меньше. Но ничего, на ногах держится.