Сам упустил. Позволил сбежать. Уйти.

Это ведь правда.

Держать должен был. Посадить под замок. В крепость. В подвал. Нагнать охраны. Заключить в четырех стенах. Никаких шансов на побег не оставить. Контролировать каждый гребаный шаг. Вздох. Выдох. Вдох. На короткий поводок посадить. На цепь.

Ха. Какой бред. Жестяк. Пиздец. О чем я только думаю?

Мне же не это нужно. Всегда хотел, чтоб по доброй воле со мной была. По согласию. Другие варианты не учитывал. Не рассматривал.

Надо было чаще трахать. Сильнее. Жестче. Башку от тупых мыслей прочищать. До обморока выдирать. Орудовать болтом. Без жалости. В полную мощь.

Дьявол. Это я и делал. Регулярно. А еще шмотки, побрякушки, разные подарки. Никогда в бабле не отказывал. Щедро отсыпал. Любой каприз. Вот. Пожалуйста.

Но она особо ничего не просила. На работу хотела. К друзьям.

Черт дери, я ей бизнес предлагал. На встречи к приятелям отпускал. Ни в чем не ограничивал.

А она задыхалась. Выгорала. Жаловалась же потом.

Почему я не замечал? Как чуть тише стала. Покорная. Послушная. Всегда готовая для меня. Для моего воспаленного члена. Податливая девочка. Ласковая. Нежная. А взгляд погас. Потух. Искры пропали. Ну так много всего происходило. Думал, может от той учебы напряг. От смены религии. От новостей о том, что она теперь Ахметова. Хотя привыкнуть можно. Ничего критичного.

Я должен был почуять. Понять. Разобраться.

И вроде чуял. Ловил перемены. Но забивал. Важным не считал. Далеко не пускал. Отмечал и только. А смысл ковырять? Болтать попусту. Трындеть.

Я не говорил. Делал. Этого мало?

Короче, ясно. Бабам нравится разговаривать. Чем больше, тем лучше. Так и Ахметов советовал. Долбаный мозгоправ. На все у него есть ответ. Бесит прямо.

Закрываю глаза. Зубы скрипят. Злоба наружу прет.

Кулаки сжимаю. Разжимаю.

Слишком много их стало вокруг. Блядских советчиков. Ахметов. Татарин этот. Дальше кто подоспеет? Грохну на месте. Просто башку оторву. Голыми руками. Клянусь.

Я сам разберусь со своей женой. Сам все решу. Добазарюсь.

Подойду к ней. Обниму. По плечам проведу. Поцелую. Очень мягко спрошу:

«Сука, какого хрена ты решила, что моему сыну будет круче вдали от меня?!»

И придушу. Я просто ее придушу. Размажу. Раздавлю. Уничтожу дрянь.

Ладно. Кого обманываю? Ничего ей не сделаю. Никогда. Мать моих детей. Она под защитой. Беременная. Но дело не только в этом.

Наказать охота. Очень. До одури. До ломоты в ребрах. Аж кровь сворачивается от острой жажды расправы. Крушить. Карать. Разламывать.

А не могу. Хочу или не хочу? Наплевать. Хоть как – не получится. Рука против нее не поднимется. Язык не повернется жестокий приказ отдать. Когда речь про мою Мари заходит, сдаются разом клыки и когти.

Звери внутри бушуют. Рычат. Бьются о прутья клетки. Наружу вырываются. Скалятся. Но почуяв ее запах, балдеют. Дуреют. Шизеют. Довольно урчат.

Тигры. Львы. Ягуары. Гепарды. К чертям. Каждый рядом с ней просто довольный кошак. Сытый. Ленивый. Мурчащий. Если даже рыкнет. Раз царапнет. Быстро залижет рану.

А вообще – нет. Ничего они ей не сделают.

И я тоже. Рядом с ней – без оружия.

Если посудить трезво. Разве это плохо? Быть таким со своей любимой женщиной. С женой. С той, кто подарил тебе самое дорогое на свете. Дважды. И подарит еще.

Но отпустить не удается. Ни ярость, ни гнев. До конца не выветривается.

Жжет. Давит. Распирает нутро.

Время надо. Да. Точно. Время. И побольше. Как раз после вторых родов успокоюсь, тогда и поговорим. А пока мне лучше подальше от нее держаться.

Но дьявол, тянет же. Очень жестко тянет. К ней. К сыну. Такая сила. Бешеная. Неудержимая.

Я перебинтовываю раны, набрасываю халат и выхожу из душа.

- Амир, - тихий голос ножом входит в печень.

Поворачиваюсь. Она сидит в кресле. Держит на руках Камиля. Смотрит на меня. И он тоже смотрит. Улыбается. Рукой размахивает.

Или это у меня крыша едет? Хрен поймет.

- Хочешь подержать его? – спрашивает и поднимается, подходит ближе, останавливается почти вплотную.

- А это… не опасно? – хмурюсь. – Ну он такой мелкий сейчас. Вдруг я ему чего сломаю. Случайно. Руку там или ногу. Для пацана это нормально. Срастется. Но все равно чуть стремно.

- Амир, - говорит и нервно смеется. – Ты сейчас серьезно?

- Черт знает, - бросаю, мотнув башкой. – Я херово в детях разбираюсь.

- Пожалуйста, не выражайся при нашем ребенке, - губы поджимает. – И первое слово, которое ты произнес, тоже считается ругательством. Я никому не разрешаю общаться подобным образом при Камиле.

Ого. Строгая такая. Не узнать.

Пацана мне передает. Принимаю. Осторожно действую. Смотрю в глаза сына. И проваливаюсь. Как вниз срываюсь. В пропасть лечу.

Такое странное чувство. И леденит. Изнутри. И обжигает. Аж кости выпаливает. Кипятком по венам прокатывается. Щемит в груди.

Я опускаюсь на кровать. Тяжело.

Смотрю и думаю. Это мое. Вот прямо совсем. Мое-мое. Из меня получилось. Из нее. Но она ведь тоже моя. И так посудить, в мире много моего уже. Особенно теперь. И власть, и деньги. И куча земель.

Но тут другое. Не могу передать. Не могу объяснить. Просто жилы заполняет свинец. Дышать трудно. А с другой стороны – дышу. Как никогда раньше.

Черт раздери. Может, это и называют счастьем?

- Что с твоими руками? – спрашивает девчонка. – Столько бинтов. И твое лицо… ты дрался? С людьми из «Кобры»?

- Нет, - хмыкаю. – С твоим дружком разбирался.

- Амир, - бормочет. – Я же просила. Ты обещал. Клятву дал. Пожалуйста, только не говори, что ты причинил… господи, ты ведь его не… ты же не…

- Ничего не вышло.

- В смысле?

- Ну