После того как меня сбили, я долго не летал, по госпиталям валялся. Тогда медкомиссий особых не было — если сам не заявишь, что летать не можешь, так и будешь летать. Я, подлечившись, приехал в полк и начал потихонечку летать. Поначалу тяжело было. Я на боевые вылеты не летал, два раза ездил в Красноярск перегонять «кобры». А потом начал летать, снова воевать, и все было нормально. Через некоторое время меня назначили инспектором по технике пилотирования дивизии, а затем командиром 152-го полка.

— Звездочки когда начали рисовать?

— Не помню. Вначале никто не рисовал. У нас всегда летчиков было больше, чем самолетов. Редко когда самолет был закреплен за кем-то. Сегодня ты на одном летишь, завтра на другом.

— Когда перешли на четырехсамолетное звено?

— Где-то в середине 1942 года стали летать парами. Даже по одному летали — самолетов не хватало. Помню, подняли меня на прикрытие войск, лечу один, больше никого нет. А Туркин, командующий авиацией, наслышался про Покрышкина и его этажерку и с командного пункта кричит: «Ходите в два эшелона. Один вверху, второй внизу». Я отвечаю: «Да, да. Я сейчас крен сделаю, одно крыло будет вверху, а другое внизу! Вот и будет два эшелона!» Начальства во время войны не стеснялись.

— Максимальное количество вылетов в день?

— По-разному было. Летом 5—6 вылетов, день большой. Зимой солнца нет, только 2—3 часа сумерек. Выполняли один-два вылета.

— Что вы можете сказать о немецких летчиках?

— Это были очень хорошие, подготовленные летчики. Да и техника у них была на уровне. Хотя, наверное, раз мы их сбивали, значит, и у них были недостатки. Одно замечу: воевали они не так, как мы. Мы могли, если нам поставлено задание, вшестером ввязаться в бой против тридцати их самолетов. А немцы при таком раскладе ни за что не вступили бы в бой. Я не знаю, как на других театрах, но у нас стабильно: если их меньшинство, они поворачиваются и уходят. Точно так же, если ты сверху, а у него высота меньше. Но воевать они умели. К сожалению, о немцах, против которых мы воевали, у нас сведений практически не было и с их сбитыми летчиками нам общаться не давали.

— Случаи трусости у вас в эскадрилье, в полку были?

— Наш Петр Авксентьевич Хижняк [Хижняк Петр Авксентьевич, старший лейтенант. Воевал в составе 19-го гиап (145-го иап). Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях сбил 1 самолет лично и 2 в группе. Погиб в воздушном бою 20 августа 1943 г.] был трусоват. Такой пример. Когда мы переучились на «кобры» в Африканде, он полетел на Алакуртти. И вот он летит на большой высоте. Никого нет, радио на «кобре» хорошее. Он говорит: «Мессера», выходите, Петр Аксентьевич над вами!» А Кутахов в это время стоял с микрофоном на старте и возьми да скажи: «Сзади 109-е!» Петр Авксентьевич затих. А минут через 20 на малой высоте пришла его «кобра». Его потом решили убрать из полка.

— Что вы можете сказать о Кутахове?

— Он как летчик был отличный, но характер у него был жесткий. Помню, 837-й полк на «харрикейнах» прислали («харрикейны» — поганые самолеты. Просто гадость). Мы их называли зверинец, поскольку у них самолеты были разрисованы тиграми, львами, медведями. Они сели в Мурмашах, а мы были в Шонгуе. Кутахов считался опытным, и командующий приказал ему вылететь в Мурмаши и рассказать летному составу вновь прибывшего полка о театре военных действий. Кутахов полетел. Там собрали летчиков. Говорят: «Вот, местный командир эскадрильи Кутахов вам расскажет, как тут идут бои». Некоторые зашикали: «Подумаешь, что, мы сами не знаем?» Кутахов услышал это: «Ах, так?! Да пошли вы к едрене матери!» Поворачивается, за шлемофон, сел и улетел обратно. Через два дня от их полка ничего не осталось. Расколошматили их в пух и прах. Ребят, оставшихся из того полка, отдали нам уже без самолетов. Один Кутаков был у нас в эскадрилье. Он сам москвич, интеллигентный. У нас летчики все грубоватые, матом могут послать. Он вначале даже краснел. Потом обтерся, летал нормально, жив остался.

Ну, а Кутахов — он мог послать и даже в морду дать, если что. Но, когда воевали, он был, безусловно, боец настоящий, и умел руководить полком. А это умеют немногие. У нас с ним были нормальные отношения, но нельзя сказать, что он мне давал какие-то поблажки. После войны, когда он стал заместителем, а затем и главкомом, у него стали проявляться крайне неприятные черты — обостренное самолюбие, любовь к подхалимам. Но главком он был хороший.

— Что для вас война?

— Это была тяжелая обязанность. Конечно, я был рад, когда она закончилась. Тем более что никакого удовольствия от ведения боя я не испытывал. Когда я сбивал, было приятно, но я бы не сказал, что мне хотелось часто это повторять. А вот летчиком оставаться хотелось.

Список документально зафиксированных воздушных побед И.Д. Гайдаенко в составе 145-го иап (19-го гиап), на самолетах ЛаГГ-3 и «аэрокобра»

19.02.42 Ме-109 ст. 11-й километр в группе

19.02.42 Ме-109 зап. ст. Лоухи в группе

26.02.42 Ме-109 Лох-губа в группе

04.03.42 До-215 оз. Большое Северное

14.03.42 До-215 зап. г. Ганкашваара в паре

15.06.42 Ме-109 зап. Мурмаши

15.06.42 Ю-88 ап. Мурманск в группе

18.06.42 Ме-109 зап. Мурманск в паре

18.06.42 Ме-109 высота 225,4

22.06.42 Ме-109 зап. оз. Пял-Явр в группе

22.06.42 Ме-109 зап. оз. Пяйве-Явр в группе

22.06.42 Ме-109 зап. Мурманск в группе

28.06.42 Ме-110 оз. Медвежье в группе

02.07.42 Ме-109 оз. Ольховое в группе

08.07.42 Ме-109 юго-вост. аэродром Шонгуй в группе

16.10.44 Ю-87 зап. аэродром Луостари

Всего сбитых самолетов — 4 + 23 (найдено по документам — 4+12);

боевых вылетов — около 220;

воздушных боев — более 20.

Источники:

1) ЦАМО РФ, ф. 19 гиап, оп. 143443, д. 1 «История полка»;

2) ЦАМО РФ, ф. 19 гиап, оп. 841949, д. 1 «Дополнение к истории полка»;

3) ЦАМО РФ, ф. 16 гиад, оп. 1, д. 43 «Приказы дивизии по общим вопросам» (за 1942 г.);

4) ЦАМО РФ, ф. 16 гиад, оп. 1, д. 44 «Приказы дивизии по общим вопросам» (за 1943 г.);

5) ЦАМО РФ, ф. 16 гиад, оп. 1, д. 45 «Приказы дивизии по общим вопросам» (за 1944 г.).

Летчики 145-го ИАП. Слева направо: неизвестный, Иван Бочков, Павел Кутахов, Иван Шевченко, Мироненко. Сидят: Гайдаенко, Анатолий Никитин, Михаил Карпенко