Протянув руку к его сильно отросшим волосам, Кэтрин принялась легонько массировать кожу головы. При этом глаза у нее невольно закрылись. Она была измучена, а шум моря и легкое покачивание судна успокаивали, навевая сонливость, но мысленным взором она по-прежнему видела убийственную ярость в его глазах, когда он двинулся к ней, вытянув вперед руки, и придушенным голосом прохрипел: «Ты!», словно посылая ей вечное проклятие. Как непохоже было это путешествие на то, что рисовалось ей в мечтах все последние недели! В своих фантазиях Кэтрин видела, как они вдвоем стоят рука об руку на палубе некоего гордого корабля, глядя, как расходятся за кормой вскипающие белой пеной волны, смеясь и плача над всеми своими злоключениями, оставшимися позади. Как она могла быть такой наивной дурочкой, так слепо поддаться самообману? Разумеется, он ее ненавидит, разве могло быть иначе? Стоило только посмотреть, что они с ним сотворили, и все из-за нее! В ту волшебную ночь в борделе она вообразила, будто Бэрк что-то к ней испытывает, помимо простого плотского влечения, и ее фантазия буйно разыгралась за долгие и трудные последующие месяцы, пока она чуть не убедила себя, что они подошли к решающему объяснению: всего несколько верных слов, и вот оно, желанное примирение! Теперь же она ясно поняла, что его враждебность в тысячу раз сильнее, чем когда-либо раньше. Да, она спасла его от виселицы, рискуя собственной головой и жизнью своего лучшего друга, но в его глазах это, по-видимому, ничего не значило. По крайней мере не в тот момент, когда он узнал ее. Но может быть, со временем, после того, как он обо всем хорошенько поразмыслит…

Нет, решила Кэтрин, больше она не станет тешить себя иллюзиями, разочарование слишком болезненно. К тому же у нее тоже есть гордость. Она будет ждать и посмотрит, что из всего этого выйдет. Что еще ей оставалось делать? Но, если Бэрк не сумеет ее простить, она ни за что не расскажет ему правды о себе, даже если потеряет его навсегда.

Это было мудрое решение. Оставалось только придерживаться его, но она с сомнением спрашивала себя, достанет ли у нее сил.

На третий день лихорадка у Бэрка спала. Теперь ему дольше удавалось оставаться в сознании и бодрствовать. Кэтрин встретила перемену со смешанными чувствами. Конечно, она не могла не радоваться тому, что он поправляется, но его ледяной, полный затаенной ненависти взгляд следовал за нею повсюду, а в его угрюмом молчании ей чудилась нескрываемая угроза. И тем не менее теперь он казался более беспокойным, когда она покидала каюту. Однако она больше не могла находиться при нем безотлучно, как в первые дни: явственно ощутимые волны исходившей от него неприязни пугали ее. Ей невольно хотелось отойти на безопасное расстояние. Однажды, когда она меняла ему повязку на шее, Бэрк схватил ее за руку, стиснул ее до боли (даже в своем немощном состоянии он все-таки был сильнее ее) и отвел от себя подальше, словно давая понять, что даже ее прикосновение ему ненавистно. Кэтрин, не дрогнув, встретила его злобный взгляд.

– Когда же ты наконец прозреешь? – возмутилась она вслух. – Неужели ты решил всю свою жизнь прожить слепцом?

Ей не хотелось, чтобы он видел ее плачущей, поэтому она заставила Бэрка разжать пальцы, а сама поднялась на палубу, оставив его наедине со своими мыслями. Они были далеко не радужными.

Да кем она, разрази ее гром, себя воображает? Еще слепцом смеет называть! Бэрк попытался сесть, подложив подушку под спину, но боль в ребрах оказалась слишком велика, и он опять откинулся назад, испустив бессильное проклятие. И какого черта она от него ждет? Благодарности? А по чьей милости он вообще валяется на этой убогой койке? Он осторожно откашлялся. Уже лучше, гораздо лучше. Вот и отлично. Очень скоро он сможет сообщить ей во всех подробностях, что именно он о ней думает.

Чертова ведьма. Обзавелась новыми нарядами, порхает вокруг него, как птичка, ухаживает за ним, все время прикасается к нему под любым предлогом и делает вид, будто ей на него не наплевать. Но он слишком много раз обманывался ее умело разыгранной невинностью. Довольно, уж теперь-то он видит ее насквозь. Новая роль участливой сестры милосердия не введет его в заблуждение. Да откуда ему вообще знать, что они плывут во Францию? Может, она решила, что виселица слишком хороша для него, и хочет его утопить, протащив под килем?[37]С нее станется! Его уже ничем не удивить. Ну ладно, допустим даже, что она и в самом деле его спасла. А по чьей вине его жизнь оказалась висящей на волоске? Он бы не нуждался в спасении, если бы она его не предала!

Так что пусть убирается к дьяволу. Надо все время быть начеку. Скорее в аду мороз ударит, чем он еще хоть раз повернется спиной к Кэт.

* * *

Они достигли Кале на пятый день после обеда. Кэтрин послала одного из братьев Дерн за доктором, как только шхуна пришвартовалась в порту, хотя лихорадка больше не мучила Бэрка, а его раны быстро заживали. Даже припухлость на животе, так тревожившая ее в первые дни, совершенно опала, а сам он утверждал, что боли его больше не мучают. Врач нашел его ослабевшим, но быстро идущим на поправку, и Кэтрин наконец смогла перевести дух.

Она решила, что, несмотря на все неудобства, им лучше пока оставаться на борту «Утренней звезды». Это было безопаснее, чем снять квартиру: а вдруг английские лазутчики разыскивают беглеца во Франции? Стояла прекрасная погода, вообще весна в этом году выдалась на редкость теплая и сухая. Бэрк обрел дар речи, хотя и пользовался им лишь для того, чтобы изредка что-нибудь отрывисто и грубо буркнуть хриплым шепотом. Кроме того, он начал вставать с койки, но быстро утомлялся и нуждался в помощи, чтобы лечь обратно в постель.

На третий день пребывания в порту он впервые совершил медленное и осторожное восхождение по трапу на палубу, чтобы подышать свежим воздухом. Кэтрин с беспокойством хлопотала вокруг него. Братья Дерн сошли на берег, и, хотя вероятность несчастного случая представлялась весьма смутной, ей все-таки было страшно. Она бы не знала, что делать, как ему помочь, если бы он вновь что-нибудь себе повредил, споткнувшись или потеряв сознание. Но Бэрк добрался до палубы без всяких происшествий и опустился на стул с подлокотниками прямо на солнышке. У Кэтрин отлегло от сердца.

Ей пришла в голову мысль постричь его, поэтому она захватила с собой на палубу свои швейные ножницы. В ответ на ее предложение Бэрк равнодушно пробормотал что-то невнятное, но вроде бы не похожее на протест, и Кэтрин приступила к делу. Вообще-то опыт у нее был невелик, ведь до сих пор ей приходилось стричь только Рори, а длинные прямые волосы Бэрка ничем не напоминали буйные рыжие кудри ее брата. И все же она считала, что главное правило одинаково для всех: надо просто чикать и чикать ножницами, пока волосы не станут выглядеть как следует. Ей нравилось держать в руках прохладные шелковистые пряди, пропуская их сквозь пальцы, нравилось осторожно и тщательно подравнивать ему волосы вокруг ушей и на затылке, придавая им нужную форму. Солнце приятно пригревало, морской соленый ветер доносил откуда-то запах цветов. В тонком платье бледно-розового шелка с расшитым цветами лифом и кружевными рукавами Кэтрин чувствовала себя легко и свободно, как сама весна. Какое счастье – вылезти наконец из шерстяных и бархатных нарядов, распрощаться с ними до следующей зимы! Однако она уже тосковала по Шотландии и готова была променять весну во Франции и многое, многое другое на возможность вернуться домой. Но, увы, теперь она была такой же изгнанницей, как Бэрк. Возвращение домой стало для нее невозможным.