Тем временем полицейские делали свое дело – медленно, но уверенно. Каждый раз, когда расшатываемые петли издавали скрип, собаки начинали дрожать от нетерпения.

Что же касается нашего солдата, то рука у него была твердой, а сердце – решительным.

Наконец дверь уступила и рухнула в коридор.

Латур и Жозеф храбро вломились в дом, несмотря на пароксизм исступления, охвативший псов.

Шпики стали осторожно подниматься по лестнице. У Жозефа наверняка были какие-то хитрые соображения, которыми он вполголоса делился с Латуром, и тот, несмотря на всю серьезность ситуации, не смог сдержать улыбки.

Как и во всех деревенских домах, лестница на полпути делала резкий поворот. Дойдя до него, Латур и Жозеф оказались лицом к лицу с защитниками Жана-Мари, еще более дикими и свирепыми, чем львы.

Увидев перед собой агентов, псы зарычали и залаяли с двойной силой. Поднялся невероятный гам.

Жан-Мари крепко держал Султана и Мальбрука, несмотря на то что они неистово рвались с поводков.

Оказавшись в нескольких шагах от собак, Жозеф с Латуром не остановились и двинулись дальше, что вызвало в душе Жана-Мари некоторое восхищение.

В этот момент стороны, казалось, стали пристально следить за каждым движением противника. Даже псы, и те на какое-то время умолкли.

– Гренадер, – сказал Латур, будто желая действовать в соответствии с требованиями закона, – гренадер, сдавайтесь!

На этот предупредительный окрик солдат ответил раскатом хохота, а псы, изумившиеся этому приступу веселости, обернулись и обратили на него вопрошающие взгляды.

– Сдаться, мон шер? – ответил Жан-Мари. – Не смешите меня!

– Но ведь вы в наших руках.

– Слава богу, еще нет!

– Вы же знаете – дом окружен.

– У вашего дружка, должно быть, очень длинные руки, раз он смог в одиночку оцепить весь дом.

– Вскоре к нему на подмогу подоспеют жандармы.

– Не подоспеют, мой дорогой месье шпик.

– Как это? – ошеломленно спросил Латур.

– Вот так.

– Но почему?

Их разговор прервали собаки, вновь залившиеся лаем.

Первым враждебные действия возобновил Жозеф. Пока Латур говорил, он стал медленно обходить псов, чтобы воспользоваться этой короткой передышкой и наброситься на Жана-Мари. Но Султан в ответ на это тут же встал и продемонстрировал огромные клыки, заставив агента инстинктивно отпрянуть.

– Значит, не хочешь сдаваться? – завопил Латур во всю глотку, чтобы перекричать собачий рык.

– Вот тебе мой ответ! – закричал Жан-Мари, одновременно отпуская Султана и Мальбрука.

Отчаянные зверюги на мгновение замерли в нерешительности, будто сомневаясь, что им предоставили волю, затем всей своей невообразимой мощью обрушились на полицейских, чтобы вгрызться им в глотку.

Но те предвидели подобное развитие событий – это и была та причина, по которой они обменялись улыбками.

Когда псы бросились на них, они припали к верхним ступеням лестницы и буквально распластались на них.

Не встретив в своем изумительном прыжке сопротивления в виде двух врагов, собаки перелетели через головы Латура и Жозефа и тяжело ударились о дверь у подножия лестницы.

– Готовы! – сказал Жозеф.

Раздался душераздирающий вой. Одна из собак сломала позвоночник, несколько раз дернулась в предсмертных конвульсиях и затихла.

Другая не получила серьезных повреждений, но при падении сильно ушиблась.

– Мальбрук, ко мне! – закричал Жан-Мари с вершины лестницы.

– Господин Мальбрук мертв, – иронично ответил Латур, – а ты у нас в руках.

– Пока еще нет, – ответил гренадер.

– Сейчас увидишь.

Не вступая больше ни в какие разговоры, Жан-Мари запер за собой дверь спальни на втором этаже и до слуха полицейских донесся грохот передвигаемой мебели – гренадер возводил баррикаду.

– Жозеф! – сказал Латур.

– Что?

– Его надо взять живым, не так ли?

– Еще бы, черт бы его побрал!

– Тогда слушай. Для начала выбьем дверь.

– Нет, – возразил ему Жозеф.

– Ты будешь меня слушаться или нет?

– Буду, но мысль все же подкину. Ты не дурак, Латур, но человеком действия тебя не назовешь. К тому же кому как не тебе достанутся все лавры от этой экспедиции? Что тебя тогда не устраивает?

Пока они вели между собой этот разговор, Мальбрук, как и подобает смелому и отважному псу, после падения пришел в себя.

И яростно залаял у подножия лестницы, понимая, что врагу придется обязательно пройти мимо него.

Но бросаться вперед не стал. Наученный горьким опытом, зверь предпочел остаться в надежном укрытии, зная, что каждому, кто попытается уйти, придется иметь дело с его клыками.

Но поскольку сам нападать на двух агентов он вроде бы не собирался, те стали дальше обсуждать свой план.

– Давай вещай, Святой Дух, – сказал Латур Жозефу.

– Ты понимаешь, что Жан-Мари ждет нас за дверью?

– Конечно, понимаю.

– Ну так вот, пусть он и дальше ожидает нашего нападения с этой стороны, а мы тем временем зайдем с другой.

– С какой еще – другой?

– Слушай.

– Жозеф, давай побыстрее, скоро наступит ночь.

– Ты будешь караулить его здесь.

– Хорошо.

– Если Жан-Мари выйдет, схватишь его.

– Само собой.

– Когда я уйду, поднимешь здесь как можно больше шума, чтобы он по-прежнему думал, что я рядом с тобой.

– И что потом?

– Я пойду к Жаку.

– Который, между нами говоря, не тянет на великого полководца.

– И мы с ним попытаемся забраться в окно.

– Ага! Понимаю.

– Это хорошо, – проворчал Жозеф, считая себя в высшей степени важной персоной.

– Когда вы застигнете Жана-Мари врасплох, у него не будет времени передвигать мебель к окну, чтобы возвести новую баррикаду, и он угодит в собственноручно расставленную ловушку.

– Совершенно верно. Все, я пошел к Жаку.

– Но ведь этот зверь тебя сожрет.

– Ха! – с улыбкой ответил Жозеф. – Пес для меня – не помеха. Я мимо него не пойду.

Схватившись за железный стержень, служивший для открывания слухового окна, освещавшего лестницу, полицейский, который точно был человеком действия, выбрался на крышу.

Там он снял с себя обмотанную вокруг пояса веревку, крепко привязал ее конец к оконной раме и соскользнул на землю.