– В управление? – осведомился Панцингер, повернувшись к шефу.

– Нет, на пятую квартиру.

Фридрих кивнул:

– Курфюрстенштрассе, сто десять! – приказал он водителю.

«Видимо, Генрих хочет посекретничать, причем о таких делах, что даже проверенному-перепроверенному шоферу их слышать нельзя, иначе он пригласил бы меня к себе на заднее сиденье…» Служебный «Бенц» был оборудован стеклянной перегородкой, как раз и предназначенной для защиты от посторонних ушей, но береженого, как говорят, Бог бережет. Именно поэтому штандартенфюрер и назвал немного скорректированный адрес – конспиративная квартира располагалась в доме сто тринадцать. Совсем неподалеку, буквально пару минут пешком, квартировало «агентство» Эйхмана. Собственно говоря, всего явок, организованных Управлением, в этом районе насчитывалось четыре.

– Да, кстати, бригаденфюрер, – Панцингер вновь обернулся. – Возьмите! – В руке Мюллер увидел узкую черную ленту. Такая же стягивала левый рукав штандартенфюрера.

Шеф гестапо молча взял траурный знак и натянул его на левую руку, благо лента уже была связана кольцом.

Ехать было недалеко, километров пять, да и то если учесть все петляния по улицам, но за всю поездку никто не проронил ни слова. И когда шли пешком до небольшого дома, в котором располагалась явка, тоже молчали. Панцингер – потому, что ни одна из последних новостей, по его мнению, не могла заинтересовать начальника, а Мюллер… Кто же может сказать?

Подъезд охраняли сразу три сотрудника в штатском.

«Глупо, очень глупо! – подумал Фридрих, заметив одного из них, со скучающим видом листавшего иллюстрированный журнал на лавочке. – Война, а здоровенный лоб в гражданском сидит и жизнью наслаждается. Надо велеть, чтоб в форму переодели. Военную или полицейскую – все равно. И руку, к примеру, забинтовать, если в вояку наряжать будут».

Пока начальник контрразведывательного отдела думал о вещах текущих, его командир оторвался уже шагов на десять, так что пришлось невольно ускорить шаг.

Прибытие высокого начальства не прошло незамеченным – дверь квартиры распахнулась, стоило им только подняться на площадку второго этажа. Впрочем, кто это сделал, Панцингер так и не рассмотрел – агент, следивший за порядком на явке, растворился в полумраке прихожей.

Мюллер, не раздеваясь, прошел в комнату.

– Фридрих! – Он резко повернулся, когда штандартенфюрер закрыл за собой дверь. – Мне обязательно нужно знать, чем сейчас занимаются люди из ближнего окружения Скрипача! И чем они, особенно ближний круг, занимались последние две недели!

– Кто именно?

– Интересуют все, но 3-е управление – в особенности.

– Понятно. Если вам будет интересно, бригаденфюрер, в стане Моряка наблюдается нездоровая активность. Вчера он вместе с Австрийцем уехал в «Волчье логово».

– Инициативу проявили или по вызову? – со скучающим видом осведомился Мюллер.

– Это выяснить не удалось. Но могу отметить, что за день до этого вся шайка гостила в домике у озера. Четыре часа кряду…

– Понятно. Жду вас с первыми данными здесь через два часа. И распорядитесь, чтобы мне принесли поесть.

…Спустя буквально десять минут в дверь тихонечко постучали, и Мюллер забрал оставленный у порога комнаты сервировочный столик. Быстро проведя ревизию и взяв чашку с кофе, он сел в кресло у окна. Сделав большой глоток, поставил чашку и снял трубку телефона.

– Двенадцать двадцать восемь, – сказал он, набрав номер. – Передайте господину секретарю, что с ним хочет встретиться Пекарь.

Деревня Загатье, Кличевский район Могилевской области, БССР. 22 августа 1941 года. 11.50

«Раз, два, три, четыре, пять… Я не зайчик, вашу мать!» Курвиметр в очередной раз скользит по расстеленной на учительском столе карте, а в голове вертится дурацкая переделка детской считалки. Привычка мысленно украшать монотонную работу стихами въелась навечно. А ведь поначалу лирика лишь при марш-бросках использовалась. Впрочем, думать не мешает, и ладно. Острый карандаш сделал еще пару пометок на листе папиросной бумаги (не хватало еще на карте следы оставлять!). Вон и Антон таким же способом про Гиммлера вспомнил. И удачно, надо сказать, вспомнил-то! Если без ложной скромности – «исполнили» объект практически идеально! Александр отложил инструменты в сторону и с хрустом в спине разогнулся: все ж таки с его ростом простоять полчаса в «позе пьющего оленя» – задача не из легких. А мебель в расчете на людей с габаритами «два без пяти» что в сороковые, что в двухтысячные не делают.

«И хоть есть чем нам гордиться, отдых команде просто необходим! Вначале, первую пару недель, никто всей серьезности и не понимал. И никакие командировки и пострелушки тут не помогли бы. Масштаб войны не тот… Да и сама ситуевина, чтоб хренак – и на полсотни лет назад, бредом отдавала. Потом пообтесались, пообстрелялись, адреналинчик попер – и все, как один, «хероями» заделались… А война – штука нудная, тут не искрение со звездением нужны, а четкое планирование и размеренная работа. Пока была большая цель, все работали на нее. Плотно, не отвлекаясь. А сейчас мы как бы подвисли – вроде что-то делать надо, а что – никто точно не знает. И опасности непосредственной, казалось бы, нет, но в том-то и закавыка. Ребята вразнос пойти могут. И эйфория от неслыханного успеха, и пар, накопившийся от непрерывных нервяков, на крышку давит… Так что, если до завтра серьезную задачу большинству личного состава не найду, беда может приключиться! С другой стороны – грех на парней наезжать. Держатся молодцом! И слаженность, и инициатива присутствуют. Знать, не зря столько лет вместе…

Через открытое окно с улицы донеслась какая-то невнятная перебранка, и Саша, опершись на подоконник, выглянул наружу.

Зрелище было вполне себе запоминающееся – по улице гордо вышагивал Антон, всем своим видом демонстрируя несокрушимую мощь германского вермахта, а вслед за ним ковылял незнакомый Куропаткину пожилой, лет под пятьдесят, мужик, которого каждую пару шагов подгонял несильным тычком в спину Лешка Дымов. Если судить по шаткой походке пленного и общей скособоченности фигуры, знакомились парни с ним, не особо церемонясь. И руки за спиной стянуты, что тоже недвусмысленно указывает на бурную встречу.

Подавив желание громко поинтересоваться, что за гуся они приперли, – конспирация как-никак, Куропаткин просто махнул рукой, показывая, что он на месте.

Пока «шалые коты», как он именовал про себя друзей, поднимались на второй этаж, Саша успел свернуть карту и привести себя в надлежащий вид, то есть накинуть мундир. Застегиваться он, впрочем, не стал – чай, не генерала с инспекцией встречает.

Первым в класс проскользнул Арт, вытянулся, щелкнул каблуками и, широко улыбнувшись, выпалил скороговоркой:

– На разъезде взяли путевого обходчика. Местный. Твердо стоит на большевистской платформе. Беспощаден к врагам Советской Родины. Вязки и тычки – для маскарада. Заводить?