XIX век стал веком активной экспансии России на Кавказ и в Среднюю Азию, которую в том же веке стали называть также Туркестаном. (Иногда в это географическое понятие включались и казахстанские земли.)

В Средней Азии на тот момент существовали три феодальных мусульманских государства: Бухарский эмират, Кокандское и Хивинское ханства. Имелось также полтора-два десятка полусамостоятельных удельных владений. Все они находились на низком уровне социально-экономического развития, и, невзирая на единоверие, – в состоянии непрерывных междоусобиц.

Средняя Азия привлекала пристальное внимание метрополий Европы. Прежде всего, Англии. То были классические колониальные соблазны: безграничные рынки сбыта европейских товаров, дешёвое сырьё и ещё более дешёвая рабочая сила. Плюс возможность сдержать российское влияние на южном направлении, угрожавшее, как считали англичане, их роскошным индийским владениям. Естественно, у России здесь имелись свои геополитические интересы. Она сумела обеспечить их, опередив и нейтрализовав англичан. Подчинение эмирата, ханств и бекств длилось долго – с 18б4-го по 1895-й. Нередко сражения были малокровными, благо многие жители этих земель, включая ряд представителей знати, сами были не прочь стать российскими подданными.

Завоевание Средней Азии имело положительные и отрицательные черты. С одной стороны, её народы подпали под эксплуатацию уже не только своим правящим классом, но и русским самодержавием. Оказались разделёнными таджики (часть их вообще оказалась в другом государстве – в Афганистане). С другой стороны, были ликвидированы такие вопиющие формы угнетения, как работорговля, запрещён ввоз опиума. Начали зарождаться новые производственные отношения, появилась перерабатывающая промышленность и обслуживавшие её национальные кадры, обучавшиеся под руководством русских инженеров и рабочих. Знакомство с новой культурой и более развитым в образовательном смысле обществом послужило толчком к медленному, но неуклонному пересмотру местным населением изживших себя социальных устоев, критическому отношению к прежде доминировавшим феодальным и родо-племенным порядкам.

Понятно, что царское правительство России навязывало «туземцам» порой чуждые для них мировоззрение и ценности. Вместе с тем в Туркестане долгое время даже действовало специфическое судопроизводство – суды шариата, основанные на писаных мусульманских законах (для осёдлых племён), и суды адата, основанные во многом на неписаных правилах и традициях (для кочевых племён). Образовались группы реформаторов, которые стремились к ликвидации колоссального отставания региона не только от европейского, но даже от далеко неидеального российского уровня развития экономики, науки, просвещения. Реформаторы (джадиды) уделяли особое внимание созданию школ, где наряду с теологическими, преподавались и светские предметы. Стала распространяться печать, появились библиотеки.

В конце исторического туннеля (он же – многовековой упадок края) появился свет надежды, реализованный впоследствии в результате Октябрьской революции. Ограничимся тем, что скажем: рывок в послеоктябрьском развитии вывел к 1990-м годам все 5 союзных республик – Казахстан, Узбекистан, Таджикистан. Киргизстан, Туркменистан – на социально-экономический уровень, значительно превосходящий тот, что был достигнут подавляющим большинством стран бывшего колониального мира.

Есть историки, которые не усматривают разницы между колониальными захватами западноевропейских государств и российскими. Подобный подход – от лукавого. Достаточно сравнить, что оставляли после себя в нищих странах Азии, Африки и Латинской Америки ограбившие их Англия, Франция, Португалия, Голландия. Бельгия и др., и что оставила после себя Россия, когда в 1991-м ушла из своих нерусских владений.

В целом, среднеазиатские завоевания России сыграли прогрессивную роль в росте местного промышленного и сельскохозяйственного производства, в подъёме национального и общегосударственного самосознания людей, в сплочении народов империи для будущей борьбы за справедливое, социалистическое переустройство жизни.

В полной мере этот вывод применим к другим примерам российской экспансии. К кавказскому, прежде всего.

Если не считать сопротивленческой эпопеи монголо-татарского периода, то Кавказская война была самой длительной из всех внутренних войн России. Она продолжалась без малого полвека – с 1817 по 1864 год. Некоторые историки относят её начало к более ранним срокам. Другие в русле анти-российских и антисоветских домыслов и в нарушение строго научной классификации и периодизации событий утверждают, что она длится по сей день.

Как бы то ни было, Россия в начале того столетия уже владела многими закавказскими и северокавказскими территориями. Значительная часть их вошла в состав империи добровольно. Однако целый ряд горских народов, населявших Большой Кавказский хребет, оставались де-факто вне контроля царского правительства. Они оказали яростное сопротивление усилиям России укрепить здесь свою власть.

В восточной части Кавказа они объединились в военнотеократическое исламское государство – Имамат Чечни и Дагестана, который возглавил Шамиль. Конфликт обострился, когда в Чечне и Дагестане развернулось религиозно-политическое движение под флагом газавата — священной войны против неверных. Оно получило моральную и военную поддержку Османской империи, а во время Крымской войны – Великобритании. Обратим внимание, что, по мнению компетентных историков, включая саморазоблачительные признания британских и турецких деятелей, именно Англия и Турция всегда и больше всех «мутили воду» в ареале тюркоязычных народов вообще и на Кавказе, в частности. Они вербовали свою агентуру среди мюридов – последователей имама Шамиля.

Но расчёты кавказских сепаратистов и их зарубежных патронов не оправдались. Сначала были разгромлены силы Шамиля. Затем – отряды черкесов и абхазов в западной части Кавказа. Многие из них, оттеснённые к Чёрному морю или загнанные в горы, мигрировали в Турцию. Это явление получило название махаджирства (мухаджирства). Оно долго продолжалось и после окончания Кавказской войны. Среди махаджиров было немало других представителей мусульманского населения, непреклонного и неподчинившегося: абазинов, кабардинцев, чеченцев, ногайцев, адыгов, лезгин, карачаевцев, даргинцев, кумыков, аварцев, осетин. Сложность и многообразие причин северокавказского махаджирства вкупе с подстрекательской ролью Турции не отменяют того прискорбного факта, что оно было вызвано колониальной политикой самодержавия.

Неподготовленность турецкого правительства к приёму огромной массы людей, произвол и насилие турецких чиновников, условия, непригодные для жизни, вызывали тяжкие страдания переселенцев, включая высокую смертность. Ма-хаджиры даже возвращались обратно на родину. Однако сегодня в Турции и в странах Ближнего Востока насчитываются миллионы потомков бывших махаджиров. (Точная статистика кавказских диаспор отсутствует из-за ассимиляционной политики в большинстве этих стран и прямых запретов на национальную самоидентификацию, противоречащую идеологическим установкам тамошних режимов.)

По итогам Кавказской войны указанные горные области были окончательно присоединены к России. Присоединение было проведено насильственными, военно-феодальными методами, свойственными колониальной политике царизма. Вместе с тем вхождение северокавказских народов в состав России объективно опять-таки имело прогрессивное значение, т. к. в конечном счёте способствовало ускорению их экономического, политического и культурного развития. Успешное завершение войны усилило международный авторитет России, укрепило её стратегическое могущество. Обстановка в крае стала гораздо стабильнее, накал кровавой междоусобицы снизился.

В то же время покорение народов Северного Кавказа, сгладив наиболее острые противоречия в местной этнической и политической картине, не могло решить в русле самодержавного