И это не единичный пример. У вызванных войной земельных реформ, заканчивавшихся обострением неравенства, долгая история. Наполеоновские войны подтолкнули ряд стран к земельным реформам, приведшим в долгой перспективе к весьма противоречивым результатам. В Пруссии шок от поражения 1806 года привел к отмене крепостничества в следующем году, и хотя арендаторам позволили покупать землю у дворян и государства, цены на нее были установлены высокие, а крупные землевладельцы – юнкеры – усилили свою власть над землей и сохраняли доминирующее положение вплоть до 1945 года, когда в ходе коммунистической экспроприации все поместья были конфискованы без компенсации.

В Испании наполеоновские войны также поощряли либерализацию. В 1812 году были упразднены родовые имения, а государственная земля выставлена на продажу, но последующие гражданские войны привели к еще большей концентрации землевладения, как и в Португалии. В Австрии уже революция 1848 года убедила правительство освободить крестьян от феодальных повинностей: до той поры формально принятые в 1780 году законы надлежащим образом не исполнялись. Цена выкупа за передаваемую землю была установлена в размере двадцатикратного годового дохода и равно поделена между крестьянами, государством и землевладельцами (которые таким образом уступали треть своего земельного богатства) – пример попыток унять общественные волнения[469].

Другие мотивированные войной реформы носили более радикальный характер, но зато оказались менее долговечными. Основанный в 1901 году Болгарский земледельческий народный союз безуспешно пытался охватить своим влиянием широкие сельские массы, пока унизительное поражение в Первой мировой войне, обернувшееся политическим хаосом и территориальными потерями, не привело партию к власти в 1920 году. Ее программа земельных реформ была весьма амбициозной: собственность на землю ограничивалась тридцатью гектарами, излишки подлежали обязательной продаже по скользящей шкале (коэффициент компенсации сокращался по мере роста площади) и передаче безземельным и малоимущим; церковные земли и земли, полученные в результате спекуляции и военных прибылей, были конфискованы. Такие меры породили ответную реакцию со стороны истеблишмента, что привело к падению правительства. Более косвенным образом эффекты войны отразились в Гватемале. После Второй мировой войны консервативное правительство крупных землевладельцев сдало свои позиции, потеряв немецкий рынок кофе; кроме того, под давлением США многие плантации, которыми ранее владели немцы, были национализированы. Демократически избранное в 1952 году правительство предложило план реформ: земли крупных поместий перераспределялись, а землевладельцы получали компенсацию в государственных облигациях, выделяемых согласно в целом сильно заниженных налоговых деклараций, которые они обычно подавали. К 1954 году в ходе мирно проходящей и упорядоченной реформы землю получили 40 % сельского населения. Но в том же году произошел переворот и к власти пришел военный режим, аннулировавший реформу и начавший репрессии. В последовавшей гражданской войне погибло 150 000 человек. К 1990-м годам две трети всех земель принадлежали 3 % землевладельцев, а 90 % сельского населения были почти или полностью безземельными. Насилие в этом процессе проявлялось по-разному: сначала оно влияло косвенно, ускоряя перемены, а затем прекратилось при мирном правительстве, которое всячески избегало насильственных интервенций и репрессий[470].

В других случаях проведение земельных реформ усиливало беспокойство по поводу потенциального насилия, внутреннего или внешнего. Особенно мощным фактором влияния был антикоммунизм. Под конец Второй мировой войны уровень неравенства в землевладении в Южной Корее был высоким: менее 3 % сельских домохозяйств владели двумя третями всей земли, тогда как у 58 % земли вообще не было. Последующая реформа проводилась из страха, что северокорейские коммунисты, экспроприировавшие землю в своей части Кореи еще в 1946 году, могут мобилизовать местное крестьянство на юге. Американская поддержка и поддержка всех партий, участвовавших в первых выборах 1948 года, способствовали экспроприации и широкомасштабному перераспределению. Прежде всего были захвачены все японские колониальные владения. В начале 1950-х частная собственность была ограничена тремя гектарами хорошей пахотной земли, а излишки передавались крестьянам безвозмездно или с минимальной компенсацией (минимальная рента за полтора года); ренты были зафиксированы на низком уровне для тех, кто продолжал работать на чужой земле. Всего собственники поменялись у половины земель с лишним. Эффект этого перераспределения был грандиозным: землевладельцы потеряли 80 % своих доходов, тогда как нижние 80 % сельских домохозяйств приобрели от 20 до 30 %. В 1956 году в собственности богатейших 6 % землевладельцев оставалось всего 18 % всей земли, а доля арендаторов упала с 49 до 7 %. Коэффициент Джини землевладения, который в 1945 году достигал высоких показателей (0,72–0,73), к 1960-м годам упал до 0,3. Выравнивающий эффект усилили последствия Корейской войны: большая часть промышленной и коммерческой собственности была разрушена, а гиперинфляция сделала компенсации бесполезными; земельная элита полностью исчезла, и возникло в высшей степени эгалитарное общество, позже поддержанное широким доступом к образованию. В данном случае на смену озабоченности возможной войной или революцией пришла настоящая мобилизационная война с выравнивающими эффектами, описанными в Главе 5[471].

Беспокойство по поводу революции плюс настоящая война похожим образом объединились и в Южном Вьетнаме, который в 1970 году по настоянию США провел земельную реформу: всю обрабатываемую землю предполагалось передать обрабатывавшим ее работникам; некоторую часть они должны были получить бесплатно, а владельцы получали компенсацию. Реформу проводили в течение трех лет, и доля арендаторов значительно сократилась – в дельте Меконга, например, с 60 до 15 %. На Тайване же основной выравнивающей силой было скорее беспокойство по поводу войны, чем сама война. Правительство Гоминьдана, вытесненное коммунистами из материкового Китая, ухватилось за земельную реформу как за средство укрепления местной поддержки. Его американские покровители также поощряли перераспределение, чтобы противостоять распространению коммунистических идей. Мотивация была сильной, а институциональные препятствия – слабыми: руководство не имело обязательств перед местными землевладельцами, и многие объясняли поражение провалом земельной реформы на материке. Как и в Южной Корее, на частную собственность был установлен потолок, ренты же сокращены. После продажи общественной земли в 1953 году землевладельцев принудили продать излишки земли по ценам гораздо ниже рыночных. В результате доходы фермеров выросли, а доля арендаторов уменьшилась с 38 % в 1950 году до 15 % десятью годами позже; коэффициент Джини землевладения за тот же промежуток упал с примерно 0,6 до показателя между 0,39 и 0,46. Коэффициент Джини общего дохода резко упал с 0,57 в 1953-м до 0,33 в 1964 году[472].