И они поспешили далее.

Примерно через сотню шагов Исаак увидел, как что-то копошится на дороге. Казалось, в пыли пробегают искорки; они то ползут, то поднимаются на ступню или две над дорогой. Приблизившись, он различил двух длинных ужей, сцепившихся в схватке. То, что он принял за искры, были их рубиновые глаза, а огоньки двигались в стороны и вверх, смотря по тому, ползли ужи по земле или взвивались к небу, стоя на хвостах.

Исаак хотел было прогнать рептилий своим посохом, но Аполлоний удержал его, подошел к ореховому кусту, срезал орешину длиной в три ступни и толщиной в большой палец, затем вернулся назад и бросил эту палку между ужами, просвистев нечто похожее на заклинание.

Тотчас ужи перестали драться и обвились вокруг орешины.

Аполлоний поднял этот новый кадуцей и продолжил путь.

С каждым шагом становилось яснее, что они приближались к ужасному месту. Обзор им перекрыл высокий холм; с противоположной стороны его доносились какие-то сдавленные звуки, природу которых нельзя было угадать. В них слышался то ли свист ветра в сухих ветвях, то ли рокот моря, накатывающегося на прибрежную гальку, или водопада, срывающегося с утеса. Шум этот сопровождался сиянием, подобным тому, что реет над отдаленным пожарищем, и сквозь какие-то мутные испарения даже звезды отливали красным.

Воздух во всех направлениях бороздили метеоры; следы их скрещивались, сходились и разбегались.

Дорога же, постепенно сужаясь, привела путников в тесное ущелье.

Вдруг послышался ужасающий свист — и огромный змей, чье тело кольцами перегораживало путь, поднял голову, с угрозой вперил в пришельцев горящие, как уголья, глаза, показав тройное жало и острые тонкие зубы.

Но Аполлоний сделал шаг вперед и поднял кадуцей.

— Разве ты не узнаешь меня, Пифон? — сказал он. — А ведь мы сталкиваемся не впервые… Ну же, дитя тины, ну, воплощение грубой материи, именем Аполлона, бога дневного, уступи место разуму!

Змей, зашипев последний раз, опал и сделался кучкой зловонного ила и грязи среди дороги.

Странники проследовали мимо, стараясь не ступить ногой в эту вязкую жижу, и продолжили свой путь.

Не прошли они и стадия, как в двадцати шагах перед ними разверзлась земля; оттуда выскочил огромный лев со вздыбленной гривой и зарычал, хлеща хвостом по бокам.

Аполлоний пошел прямо на него, держа перед собой кадуцей.

— Немейское чудище, — возгласил он, — ты забыл, что я из Коринфа. Неделю назад я уже побывал в твоей пещере; она пуста. Немейский лев, я видел твою шкуру на плечах Геракла… Иди и постарайся напугать кого-нибудь другого, я-то знаю, что ты лишь призрак. Именем твоего победителя — пропусти нас!

Лев канул в земной провал, оставшийся отверстым там, где он исчез.

Оба путника обогнули новое препятствие и двинулись дальше.

Но чуть ли не в тот же миг новое чудовище появилось на вершине холма и кинулось к ним. У него была львиная голова, тело козы, хвост дракона, а из открытой пасти вырывались клубы пламени.

Огненные языки устрашили Аполлония не больше, чем львиный рык и змеиное шипение. Он двинулся к чудовищу с кадуцеем в руке.

— Ты, дочь Тифона и Ехидны, кошмарная Химера! — начал он с угрозой. — У меня нет ни стрел, ни крылатого коня Беллерофонта, но у меня есть магическое слово, которым я укротил ликийского царя… Химера, дай нам пройти! Развейся!

И Аполлоний произнес всего одно слово, коснувшись Химеры кончиком своего кадуцея, и она тотчас истаяла как дым.

Обернувшись к Исааку, его спутник с улыбкой сказал:

— Идем. Уже ничто нам не помешает.

И оба в несколько минут добрались до вершины холма. Оттуда их взгляд обнял всю равнину.

В это время луна медленно выплыла из-за Пелиона, кровавая, как тот медный щит, на котором матери-спартанке принесли тело убитого в бою сына.

Под ногами у путников текла река, которую они заметили еще с вершины Офрия. Оттуда они видели, как она извивается по равнине. Здесь же, перед ними, она описывала дугу, похожую на лошадиную подкову, а на другом ее берегу собралось адское скопище тех, кого призвала себе в помощь Канидия.

При свете причудливых огней и сполохов, мелькавших на противоположном берегу, река казалась извивами тела огромного змея, впившегося головой в побережье и охватившего хвостом утесы Пинда. Казалось, в эту ночь кто-то отдал всю округу на откуп Канидии и ее устрашающему окружению.

Ни одно из чудищ, известных античной мифологии, не обошло своим вниманием место этой встречи: там были сатиры с козлиными ногами; киклопы с единственным глазом во лбу; аримаспы с Рифейских гор; азиатский сфинкс с крыльями орла, когтями льва, с лицом и грудью женщины; египетские сфинксы с головами, повязанными лентами, как у Анубиса; птицы стимфалиды с железным клювом; горгоны со змеями вместо волос на голове; гарпии с отвратительно пахнущими руками; индийские грифоны — хранители сокровищ; сирены, чьи божественные головки возвышались над водой; эмпузы с ослиными ногами; лернейская многоголовая гидра, у которой на месте одной отсеченной отрастают две новые головы, — все сошлись, сползлись и слетелись на призыв царицы магии.

Каждое из чудищ следовало собственным прихотям, либо повиновалось приказам колдуньи — отсюда тот не поддающийся описанию шум, что походил одновременно на свист ветра и рев моря, отсюда же и свечение, похожее на зарево отдаленного пожара, накрывшее всю эту часть равнины куполом красноватого дыма, в котором, как в родной стихии, плыли летучие мыши с гигантскими крыльями.

У берега не было ни одного суденышка, но едва путников осветили багровые отсветы огня, пламенеющего на вершине холма, как приблизились сирены, простерли к ним руки и тем чарующим голосом, что чуть не погубил Улисса и его спутников, предложили Исааку и Аполлонию довериться им, чтобы перебраться на другую сторону.

Но, не слушая их, Аполлоний возвысил голос и позвал:

— Эй! Старина Хирон! Приди и перенеси нас на другой берег. В награду я принес тебе привет от Ахилла, который явился мне на берегах Троады и передал со мной весточку для тебя.

Не успел Аполлоний произнести последнее слово, как наставник многих героев уже рассекал могучей грудью воды Пенея, направляясь к ним. Нескольких мгновений оказалось достаточно, чтобы он пересек реку, и еще нескольких, чтобы он прискакал к подножию холма, где его ожидали путники.

Внимательно и с любопытством оглядывал Исаак полулошадь-получеловека, это воплощение античной учености, чье имя означало «искусная рука». Рожденный от любви Сатурна и нимфы Филиры, кентавр свободно владел магией, прорицаниями, астрологией, медициной, музыкой. Исаак знал, что на своем долгом пути, целиком посвященном тому, чтобы человечество стало бессмертным, не только перед глазами Хирона, но и через его руки прошли важнейшие герои античности: Кефал, Феникс, Аристей, Геракл, Нестор, Амфиарай, Тесей, Пелей, Ясон, Мелеагр, Ипполит, Кастор и Поллукс, Махаон и Подалирий, Менесфей, Диомед, Аякс, Паламед, Эскулап, Улисс, Антилох, Эней, Протесилай, Ахилл… Все эти смертные люди и бессмертные герои, полубоги, чья ловкость, сила или гений споспешествовали возмужанию человечества: одни — мудрые законодатели, другие — укротители чудовищ, третьи — сокрушители разбойников, а кроме них — основатели царств, прародители народов; все они своей одаренностью и мощью были обязаны божественному кентавру.