«Старые специалисты» в основном стремились уклониться от активного участия в Гражданской войне. Они предпочитали оседать в штабах или на невоюющем Балтийском флоте, а не рвались на речные флотилии. О той роли, которую играли «старые специалисты» в высшем руководстве военно-морскими силами Советской республики, говорит состав совещаний, определявший канцелярскую политику ведомства осенью 1920–весной 1921 гг. Судя по тому, кто выступал на совещаниях, «выдвиженцы» практически не принимали участия в обсуждении и присоединялись к решению, которое вынашивалось «старыми военспецами». Бывшие офицеры выражали свое мнение вполне свободно. У руководства ведомством оказались не просто бывшие офицеры, а люди, пропитанные духом Морского Генерального штаба, независимо от того, служили они в нем до революции, как М. А. Петров, или не служили, как Б. Б. Жерве. Стремление установить главенствующее положение МГШ в системе управления морским ведомством – идея, которую отстаивали представители МГШ с момента основания штаба в 1906 г. Генштабисты постоянно искали образцы за границей. Если до Первой мировой войны эталоном для «младотурок Генерального штаба» был германский флот, не только количественно сильный, но и производящий впечатление хорошо организованного и технически оснащенного, то теперь эталонным стал английский, который победой в войне доказал свое превосходство над немецким. В данном случае речь идет не о действительно сильных и слабых сторонах военно-морской организации Германии и Великобритании, а о впечатлении, которое они производили на офицеров русского флота. Во взглядах этих людей революция ничего не изменила, и они продолжали отстаивать свои идеи в 1921 г. с тем же упорством, что и за пятнадцать лет до этого. Подобные настроения были свойственны не только морякам, но и руководителям авиации, которые также обращались к английскому опыту.

Рабочие и крестьяне в черных бушлатах и бескозырках с подозрением, а иногда и с ненавистью смотрели на специалистов, на синих кителях которых были слишком ясно видны следы от споротых погон. В этом чувстве слилась и память о прежних обидах, и разочарование от сознания того, что снова на командных и штабных должностях «сидят» вчерашние господа. Недоброжелательная атмосфера, а иногда и травля бывших офицеров в РККФ в годы Гражданской войны шла не сверху, а снизу. В то же время официально созданный институт политического контроля над командным составом – комиссары, не были поставлены в исключительное положение. Уровень их материального обеспечения и фактические полномочия были довольно скромными, а если вспыхивали конфликты между комиссаром и начальником учреждения, высшее руководство флота зачастую становилось на сторону начальника, а не комиссара. Как ни странно, новый удар по «красным командирам» нанесла демобилизация флота по окончании Гражданской войны. Документы показывают, что в ходе ее были уволены в запас или ушли сами практически все выдвинувшиеся на командные посты из матросов. Постепенное вытеснение бывших офицеров с командирских мостиков и из штабов началось позднее, с середины 20-х гг., когда подросли выпускники военно-учебных заведений Красного Флота.

Овладение старым государственным аппаратом со стороны новой власти потребовало усиления «властной вертикали». В результате быстро нашли свой конец выборные органы, расцветшие в 1917 – начале 1918 гг., пример чему являют Законодательный совет морского ведомства и Верховная морская следственная комиссия. Они появились на волне демократизации вооруженных сил, претендовали на значительную власть и независимость от руководства ведомством, но очень скоро пришли в противоречие с необходимостью централизации и дисциплины и были легко упразднены, хотя формально их ликвидация была узурпацией власти Всероссийского флотского съезда. Такая же судьба постигла выборные организации чиновников, а в конце 1918 г. и судовые комитеты. Эпоха выборных учреждений постепенно ушла в прошлое, что было характерно не только для морского ведомства или для вооруженных сил, а вообще для всей системы власти в Советской России. Как отмечал известный английский историк Э. Карр, «рабочий контроль последовательно выполнил две задачи. Он сломал старый порядок, враждебный революции и, будучи доведенным до своего логического завершения, продемонстрировал, помимо возможности противоречия, необходимость новых форм контроля, более жесткого и централизованного»[1188]. Если учесть, что под «рабочим контролем» автор понимал разнообразные формы участия выборных органов в управлении предприятиями и учреждениями, то останется только согласиться с Э. Карром и отметить применимость его вывода не только к гражданской сфере, но и к вооруженным силам.

Мучительный поиск организационных форм центрального управления РККФ имел свою логику. Прежде всего, в 1918–1922 гг. завершались процессы внутриведомственной борьбы, начавшиеся значительно раньше, сразу после русско-японской войны. Так, ликвидация ГМШ была задумана офицерами МГШ еще в 1906 г., а осуществилась в конце 1918 г. С другой стороны, начались эксперименты по усовершенствованию государственного аппарата. Зачастую эти опыты ставились людьми, не имевшими административного опыта, и поэтому результаты таких проб не впечатляли. Фоном всех реорганизаций 1918–1919 гг. было сокращение центрального аппарата, что устанавливало очень жесткие рамки организационному творчеству. Открылось поле для реализации самых разных проектов реорганизаций, которые были созданы еще задолго до революции, но по разным причинам лежали под сукном. Среди проектов весны – лета 1918 г. были и планы полной ликвидации параллелизма в государственном аппарате, предполагавшие слияние всех медицинских, строительных, авиационных органов в особые центральные учреждения. Особое место в череде этих планов занимает идея превращения советского морского ведомства в сколок с британского, что позволяло сделать Л. Д. Троцкого «первым лордом Адмиралтейства» и удачно вписать традиционную структуру управления флотом в новые политические реалии.

Именно тогда, весной 1918 г., впервые появилась идея слить военное и морское ведомство, подчинив флот сухопутной армии. Эта мысль вызвала ужас не только у бывших адмиралов, но и у вчерашних матросов. Началась борьба за самостоятельность морского ведомства, которая велась с переменным успехом, но к началу 20-х годов не принесла морякам победы. Морское ведомство постепенно начинает терять отдельные структуры: санитарную часть и морскую авиацию, которые уходят в подчинение других центральных учреждений. Любопытно отметить, что и в белом лагере происходили параллельные процессы реорганизации морского ведомства, однако они не были доведены до конца, возможно, из-за слишком короткого периода существования белых государственных образований на территории России.

В 1918 г. МГШ и центральный аппарат морского ведомства все больше замыкались в канцелярской работе, не имевшей прямого отношения к разгоравшейся Гражданской войне. Видимо, это было связано не только с логикой бюрократической работы ради самой работы, но и с тем, что офицеры штаба не горели желанием принимать участия в конфликте, который казался им братоубийственной междоусобицей. Перебои со связью, импровизированный характер речных флотилий, к которым трудно было применить рецепты «военно-морской науки», давал возможность генштабистам замкнуться в канцелярской «башне из слоновой кости» и дождаться результатов внутреннего конфликта в стране.