стул. Часы пробили девять, и появился Рокэ. Дядюшка мог быть доволен – на Вороне не было ни единой цветной нитки. Черный бархат оживляла лишь знаменитая Полуночная цепь.

– Добрый вечер, сударь, – Рокэ слегка наклонил голову, кажется, он решил следовать этикету. – Добрый вечер, Марсель. Дождь, я вижу, льет по-прежнему.

– Это только начало. – Франсуа Шантэри принялся приподнимать крышки со стоящих на столе блюд, возвещая: – Сердца перепелов в гранатовом соусе… Паштет по-ардорски… Горячий урготский сыр…

– Я доверяю вашему вкусу, граф, – заверил Ворон, – но сейчас меня больше занимает ваш нюх. Нас подслушивают, и если да, то кто?

– В этом мире нельзя ни за что ручаться, – дядюшка положил себе немного паштета и сердец, – но я принимаю меры. К тому же от нас ждут разговора тет-а-тет, а стол сервирован на троих. Это должно охладить пыл шпиона, если он, разумеется, в доме. Марсель, мальчик мой, мне, право, очень неприятно, но мы были бы тебе весьма признательны, если бы ты прошел в овальный кабинет. Дверь за ширмой с двумя пасту́шками. Разумеется, ты можешь взять с собой со стола все, что захочешь.

– Останьтесь, виконт. – Рокэ поднес к глазам бутылку: – «Черная кровь» 374 года… Неплохой выбор.

– Простите, если я вас неверно понял, – Шантэри отправил в рот парочку перепелиных сердец. – Мне показалось, вы хотите совместить ужин с беседой на… м-м-м…. некоторые темы.

– Хочу. – Алва ловко разлил вино. – Нас с вами нельзя назвать близкими знакомыми, граф, но мы в одной лодке, а она дала течь.

– Мне говорили и о вашей скрытности, и о вашей откровенности. Вы хотите, чтобы сын моего старого друга и родственника присутствовал при нашем разговоре?

– Да. Я знаю Валме лучше, чем вас. Мы вместе воевали и вместе развратничали. Это сближает. О вас я знаю лишь со слов графа Рафиано, который вас весьма ценит.

– Похоже, герцог, я удостоен встречи с вашей откровенной ипостасью. Итак, чем могу служить вам и Талигу?

– Что слышно из Олларии? Как вы, без сомнения, догадались, от меня и Савиньяка смерть Сильвестра скрывали столько, сколько могли.

– Вы не удовлетворены письмом нового кансилльера и королевским рескриптом, которые я имел честь вам вручить?

– Отчего же, они довольно поучительны, но все познается в сравнении. Экстерриор упоминал, что вы немного доплачиваете шпионам Фомы, которые делятся с вами своей добычей. Рафиано находит это остроумным.

– Я польщен. – Дядюшка пододвинул Рокэ изящный серебряный соусник: – Умоляю, только с этой подливой! Итак, вы хотите знать, насколько правдивы письма Манрика и что происходит в Олларии? Начну с самого главного. Я не сомневаюсь, что его высокопреосвященство скончался от естественных причин. Насколько мне известно, тело обнаружили утром в кабинете у полок с книгами. Судя по всему, кардинал доставал труды некоего Кубмария. Смерть была мгновенной. Его высокопреосвященство не оставил никаких важных документов, кроме письма для вас. Или же их не нашли. Дальнейшее представляется чудовищным нагромождением случайностей и совпадений.

– Даже так? – Алва замолчал, пытаясь распробовать то ли соус, то ли новости. – Вы правы, восхитительно. Если не ошибаюсь, ваш повар увлечен эстрагоном… Так какие нагромождения вы имели в виду?

– Вы тонкий ценитель, сударь. Что до совпадений, то судьбе было угодно, чтобы в Олларии не оказалось ни экстерриора, ни вас, ни Валмонов, ни Ноймариненов, ни Савиньяков, ни хотя бы Салины или Альмейды, а стоящие в непосредственной близости от столицы полки были сформированы недавно на изысканные тессорием Манриком средства.

– О причинах отсутствия Салины, Альмейды, Эмиля Савиньяка и себя я догадываюсь, – заметил Алва. – Марсель, вы решили уморить себя голодом? Это один из самых отвратительных способов самоубийства.

– Вот еще, – возмутился Валме, хватаясь за нож. – Просто я не умею одновременно ужинать и скорбеть о бедах отечества.

– Учитесь, иначе заработаете несварение. Итак, граф, куда же и когда делись Резервная армия и Лионель Савиньяк и кто принял столичный гарнизон? Последние заслуживающие доверия известия я получил в начале месяца Летних Волн.

– Фома знает больше вас на целый месяц. Ваше здоровье, герцог!

– Я никогда не сомневался в Фоме, – Алва улыбнулся одними губами и поднял бокал: – Ваше здоровье, граф.

– Итак, возвращаемся в месяц Летних Волн. – Франсуа Шантэри отрезал кусочек темно-красного мяса и капнул на него соусом. – Его величество получил депешу о победе на море и пришел в неописуемый восторг. Насколько мне известно, он несколько недель был занят исключительно статутом нового ордена и созданием эскизов орденских знаков. К вашему возвращению, без сомнения, все будет готово. Получить эскиз шпионы Фомы не смогли, его величество оберегает государственные тайны весьма тщательно. Здоровье его величества!

– Создатель, храни Талиг и его короля. Итак?

– Итак, становилось очевидно, что Дриксен и Гаунау воспримут ваши победы менее восторженно. Поступили сведения о том, что они намереваются разыграть каданскую карту. Бывшая Южная армия по вашему приказу была выдвинута к каданской границе, но Сильвестр счел необходимым ее усилить за счет трех полков Резервной армии. Таким образом, границы Талига оказались на надежном замке, однако его высокопреосвященство волновали ключи. В частности, вызывал сомнения генерал Люра, и его заменили на маршала Савиньяка. Предлогом послужила дуэль, на которой был легко ранен Леонард Манрик. Люра отозвали в столицу. Временно исполняющим обязанности командующего гарнизоном Олларии стал полковник Морен. Разумеется, герцог Ноймаринен в сложившейся ситуации не мог оставить север, а граф Рафиано отбыл в Ардору, чтобы принять участие в церемонии, посвященной совершеннолетию наследника. Что до Людей Чести, то они в подавляющем большинстве разъехались по своим имениям. Остались лишь те, кого задержали придворные обязанности.

– Судя по всему, в Олларии было весьма душно, – предположил Алва, отодвигая пустую тарелку.

– О да, – подтвердил Франсуа Шантэри, – но это никоим образом не мешало герцогу Колиньяру искать тех, кто желал вашей смерти.

– Утомительное занятие, – Алва откинулся на спинку стула с бокалом в руке, – их так много… Впрочем, Колиньяр мог начать с себя.

– Он предпочел начать со слуг покойных Ариго и Килеана-ур-Ломбаха.

– И кем же он закончил?

– Трудно сказать, так как изыскания были прерваны смертью его высокопреосвященства. Как видите, герцог, считать происшедшее переворотом не приходится. Иначе пришлось бы признать, что во главе заговора стоял его высокопреосвященство, предусмотревший собственную смерть.

– Или не предусмотревший, – заметил Алва, потягивая вино. – Что было дальше?

– Агний совершенно растерялся. В отличие от Леопольда Манрика. Этот действовал стремительно и успешно. Фердинанд подписал указы о назначении Леопольда Манрика кансилльером, а Жоана Колиньяра – обер-прокурором.

– Отвратительное слово, – скривился герцог, – впрочем, дриксенское наречие вообще отличается грубостью.

– Вы – знаток древних языков, – вильнул хвостиком дипломат, – помогите найти господину кансилльеру имя для новой должности.

– Мне что-то не приходит в голову ничего, кроме производных от эмпозы[44], – пожал плечами герцог. – Может быть, эмпозорий? Нет, не звучит… Идемте дальше.

– Извольте. Леонарда Манрика произвели в маршалы и передали под его командование