Сказал ли кто-нибудь ему хоть раз в жизни: «Я тебе верю»?

Разве что леди Куотермэн, да и то с оговорками. Но она действительно хотела ему верить, что правда, то правда».

Юнг развернул второе письмо — три с половиной исписанные страницы. Оно начиналось словами: «Мой дорогой герр доктор Остолоп!»

Юнг снова улыбнулся. В этом приветствии был весь мистер Пилигрим — до конца нспоколебимый в своих нападках на здравый смысл.

«Вы не обязаны мне верить — и все-таки поверьте», — эхом отозвался у него в ушах голос Пилигрима.

«Мой дорогой герр доктор Остолоп!

Приближаясь к концу пути, я хотел бы напомнить вам, как вы однажды сказали, что поверите мне, только если я окажусь в шкуре Галилео, Жанны д'Арк или Луи Пастера. Их всех судили отъявленные скептики, однако никто из этих провидцев не отрекся от убеждений. Они продолжали настаивать на своем даже после смерти, пока время не доказало их правоту. Земля действительно вращается вокруг Солнца, святые говорят от имени Господа, а привипки предотвращают болезнь. Весьма эклектичное трио верующих, мягко говоря.

Но я устал от людского суда. Вы как-то размышляли в моем присутствии, существует ли на самом деле такая штука, как «коллективное бессознательное человечества». Насколько я понимаю, термин вы придумали сами. Так вот, герр доктор Олух, могу сказать вам совершенно точно: да, существует, и я — живое подтверждение тому. Я собственными глазами видел все повороты судьбы человечества и, как я говорил вам, бремя «коллективного бессознательного» было для меня вдвойне невыносимо, поскольку в наше время род человеческий категорически не желает учиться на уроках своей же истории и осознать собственную цельность и ценность.

Свидетельств тому — миллион. Мы упрямо отвергаем истинность коллективной памяти и снова и снова идем на костер, словно это наше единственное спасение.

За последние несколько лет я понял, чтов ближайшем будущем нас ждет еще одно грандиозное всесожжение. Не могу сказать, в какой форме оно произойдет, но оно уже у ворот. Очень скоро пламя объемлет всех нас — и лишь потому, что мы не обращаем внимания на мудрый внутренний голос, который вечно твердит нам; «Хватит! Довольно!»

Никто, естественно, не поверит моим предсказаниям, и вы в том числе. Неверие — часть моей вечной кары, мой приговор, который я отбываю в течение множества жизней.

Что я пытаюсь всем этим сказать? Да то, что ваше «коллективное бессознательное» доказало свою бесполезность. Вы, герр доктор Обалдуй, сами предали его, когда встретились со мной и отказались мне верить. Разве не правда, что любая научная теория — ничто без доказательств? Вы проиграли, поскольку не приняли меня в качестве доказательства своей собственной теории. Так сказать, побоялись последствий правоты. Вас терзали сомнения, поскольку вы сомневались, что хотите оказаться правы. Однако вы забыли, что, помимо последствий вашей правоты и неправоты, есть еще последствия поражения.

Вы проиграли, герр доктор. Вам предстоит пройти еще многие мили, в то время как я стою в конце пути. Я молился об этом всю свою жизнь. Боюсь, вы тоже будете молиться об этом, и не раз.

Быть может, я стану частью мифологии, которую вы пытаетесь создать. Меня бы это не удивило. Можете назвать меня Стариком. В конце концов, образ старика, многое повидавшего на своем веку, и впрямь подходит мне больше всего.

На прощание хочу вам пояснить, почему я всегда говорю о своей жизни в целом, а не о существовании в каком-то образе. Во всех этих обличьях жила одна и та же душа. Надеюсь, скоро она уйдет на покой. Мне так долго отказывали в этом естественном праве!

Так называемые необъяснимые явления, или загадки, существовали всегда. Любая цивилизация и эпоха на земле предлагали свое объяснение этих явлений, стараясь понять, как в них проявляются Великий Дух ли, или Бог, или божества, и каким образом они связаны с нашей жизнью, а наша жизнь с их. Танцы солнцепоклонников, обрезание, сам акт рождения, жертвоприношения, девственность, культ Ра и Ворона, вуду, дзэн, персональные и племенные тотемы, поклонение Марии и культ Сатаны — этот список бесконечен. Сеичас мы называем загадкой искусство. Самые знаменитые наши шаманы — Роден, Стравинский (хотя я не перевариваю его музыку) и Манн. О чем они говорят нам? Да все о том же: «Вернись и подумай!» Со временем этих шаманов заменят другие, но все они будут говорить одно и то же. Так было всегда. Только никто не слушает.

Жизнь предъявляет к нам какие-то немыслимые требования. С одной стороны, мы должны смириться с тем, что наши возможности ограничены, а с другой — она требует, чтобы мы прорывались за эти границы в поисках вечности. Я не хочу никакой вечности. И никогда не хотел. Я не верю в вечность. Я верю только в настоящее.

Порой мне кажется, что я живое воплощение вечных истин и слепоты окружающих. И все-таки, поскольку вы обладаете незаурядной интуицией, я говорю вам: смелее идите вперед! Если вы послушаетесь моего совета, то, быть может, сумеете замкнуть круг ваших познаний».

13

Юнг встал, посмотрел на письма Форстера и Пилигрима, положил их в нотную папку, сунул туда же бутылку запретного бренди, блокнот и ручку. Снял халат, надел пиджак и похлопал себя по карманам, чтобы убедиться, что не забыл сигары и спички. Затем, отворив ставни, выключил настольную лампу, затушил сигару и вышел в коридор.

Пешком или на лифте?

На лифте.

Он зашел в кабину, пробурчал: «Наверх» — и отступил назад.

Невозмутимый оператор, как всегда, ничего не ответил. Лицо его походило на застывшую непроницаемую маску. Несмотря на то что пассажирами были умалишенные и их надсмотрщики, которых лифтер ежедневно возил из одного ада в другой, он совершенно не замечал ни тех, ни других.

Дверца открыта — дверца закрыта. Он жил в своей клетке, как в чистилище.

Поднявшись на третий этаж, Юнг на мгновение остановился в коридоре.

Так много воспоминаний! Ожиданий. Поражений.

Писатель без пера. Беззвучная пианистка. Медвежья берлога. Луна.

Юнг постучал в палату 306 и вошел в дверь.

Двери.

Двери.

Двери.

И больше ничего.

Плетеная мебель пахла пылью.

Юнг чихнул. Потом быстро прошел через гостиную и заглянул в спальню. Дверь в ванную комнату была распахнута настежь.

Юнг открыл окна.

Покормил птиц.

Голубки ворковали, голуби гарцевали… Юнг пробыл с ними больше часа — отрешенный, как лифтер, в опустевшем мире.

После кончины Пилигрима Юнга целый год преследовали неудачи, одна за другой. Его отношения с Блейлером и Фуртвенглером ухудшались день ото дня. Пропасть, разделившая доктора с Фрейдом, становилась все шире и глубже. Фрейд не просто рассорился со своим бывшим учеником — он отрекся от него. В основе раздора лежало ультимативное требование Фрейда, чтобы его теория и метод воспринимались как догма. Юнг же не признавал никаких догм, считая, что они сводят к нулю ценность анализа. «Все двери должны быть открыты». В 1913 году Юнг опубликовал «Психологию бессознательного», где подчеркивал различие между психоанализом Фрейда и своей собственной аналитической психологией. С тем же успехом он мог объявить Фрейду войну.