Все громче пели колокола, все светлее и бездоннее становилось небо. Из глубины, от края поля, к ним шли люди. Саня спал.

Занавес

Москва, 1992

А месяц будет плыть и плыть,

Роняя весла по озерам…

И Русь все так же будет жить,

Плясать и плакать у забора.

Сергей Есенин

Николай Звягинцев, 65 лет, пенсионер

Лида, его жена

Саня Арефьев, сосед, ровесник Николая

Валя, его жена

Макеевна, одинокая бабенка

Август месяц – самая замечательная пора прибайкальского лета. Раннее утро. Поют петухи, щелкает бич пастуха, позванивает колокольчиками коровье стадо.

Мимо забора, над которым вздернули головы подсолнухи, заложив руки за спину, вышагивает Саня Арефьев. Сзади хвостиком болтается пустая авоська. Щурясь от яркого солнца, Саня тихонько посмеивается. Одна из досок забора сдвинулась в сторону, и показались седые кудри Николая Звягинцева.

Николай. Сосед, мативо!

Саня (скакнув от неожиданности). Ой-и! Кто?!

Николай. Здоров! Откуд топашь?

Саня. Чего ты там? Здоров.

Николай. Макевны не видать?

Саня. Где?

Николай. Зыркни-зыркни за угол. Стоишь, как этот, мативо. Погляди Макевну.

Саня. А чего там глядеть? Коров Балабабин прогнал – и все. Пустая улица.

Николай (вылезая из дыры). Напугался, что ль?

Саня. Неожиданно, конечно.

Николай. Гляжу, идет, лыбится. Каку холеру лыбишься? Закуривай.

Саня. Не курю, знаешь ведь.

Николай (хохотнув). Потому и предлагаю. (Закуривая.). Че смеялся-то?

Саня (кивнув на папиросы). Богатый… Папиросы.

Николай. Зять, мативо, Володька снабжат, привозит с городу. Садись.

Присаживаются под забором.

Куда в такую рань бегал?

Саня (махнув рукой). Ай… За хлебом.

Николай. Хот-ты! В семь утра? С девяти хлебный-то!

Саня (удивляясь на самого себя). А я поглядел, вроде скоро девять на часах. Тридцать пять минут, ну и тридцать пять минут. Пришел, жду. Нету никого, тихо кругом. Война, что ли, началась…

Николай. А что, счас запросто.

Саня. Но. Тут Балабабин с коровами… Оказывается, еще только семь. Перепутал, наверно…

Николай. Стрелки, наверно, перепутал.

Саня. Но. Думаю, схожу, чтоб днем не мотаться. Сходил… Там, поди, без пятнадцати семь было, а подумал – тридцать пять девятого.

Николай. Финита, Санька! Старческий марзам! Или как его?

Саня. Но. Марзам.

Николай (сплюнув). Маразм! О! А ты… (передразнивая) марза-ам.

Саня (махнув рукой). Ай. Подумал-то правильно, про его подумал.

Помолчали.

Там кого делал, в чужом-то? (Кивнул в сторону огорода.)

Николай (хихикнув). Засада, мативо. Ей я по-другому гаркну… Так гаркну… Не беременна, а родит. Володька, зять, с гаражом затеялся, кирпича навез… У ворот наших. Видел же?

Саня. Дак давно уж навез. И че?

Николай. Гляжу как-то, вроде один рядок меньше стал. А вчерась ставни открываю, и Макевна… Уже в конце улицы наяривает. На горбу мешок, задница выше головы, а тут кирпичок отдельно валяется. Сразу смекнул! (Смеется.) Такую кару на нее наложу!

Саня (заглянув за угол забора в улицу). Эй, бежит! Макевна!

Николай (прячась в огороде). Придержи ее! Поздоровкайся подлиннее… А я с тылу… (Скрывается.)

Появляется Макеевна. Спешит, низко согнувшись под тяжестью мешка.

Саня. Здорово, Макевна! Бог в помощь, что ли?

Макеевна. А-а! Фу на тебя! Напугал, дядь Саня! (Опустила мешок на землю. Отдыхает.)

Саня. Устала?

Макеевна. Потаскай-ка.

Саня. Золото, что ль, тащишь?

Макеевна. А считай что и золото. Стоко хлопот с ими… Забодали.

Саня. С кем?

Макеевна (тараторя). Да вон с кирпичами. Печка на летней кухне совсем как Бреска крепость – дым из всех щелей. Надо новую класть, а кирпичей нынче поди достань… Достаю, корячусь, а куда денешься… У Звягинцевых тягаю потихоньку. Смотри не выдай меня. Их Володька еще навезет, а мне-то взять неоткуда.

Из проема ловко и бесшумно вынырнул Николай, встал за спиной у Макеевны.

(Взваливая на себя мешок.) Дядь Саша, поддень мне там взади… Повыше.

Николай (набрав побольше воздуха в грудь, рявкает). Стоять, мативо!!!

Макеевна от испуга роняет мешок с кирпичами прямо Николаю на ногу.

(Прыгая на одной ноге, верещит сорванным голосом.) Едрит-т твою сажень!..

Макеевна. Ох, боженьки… Ох, матушки…

Николай. Ну, Макевна!.. Ну, в карман тебе чахотку!..

Макеевна. С неба, что ль, упал?

Саня. Да не, он с дыры.

Николай (перемежая писк с сипом). Ну, счас в шоры буду тебя брать!

Макеевна (испуганно успокаивая). Ладно-ладно, сразу в шоры… Чего уж ты?..

Николай. Ну ни хрена себе! Из-за своих же кирпичей в калеках ходить?!

Макеевна. Че скажу-то, че скажу… Не орал бы так, дядь Коля, и не зашибла бы.

Николай (пищит). Голос куда подевался?

Макеевна. Ну дак сорвал. Зачем было орать? (Шепчет.) Ты б шепотом, шепотом.

Николай. Такую кобылу шепотом? А ну, тащи все назад! На весь поселок засрамлю, мативо!

Макеевна. Дай ногу посмотрю. Ниче не сломал? (Осматривает ногу.)

Николай. Ты ломала-то, не я. Твоя работа.

Макеевна. Слава те Господи, зашиб маленько – и все. Пройдет.

Николай. А голос?

Макеевна. И голос пройдет. Молчи подольше, не напрягай его – и пройдет.

Николай. Понял, Санька?! Я молчать буду, а она на свою крепость матерьял таскать. Отдавай назад голос! Сию минуту отдавай! Ставь как полагается!