Я покачал головой.

– Это оправдание не помогло ни одному солдату.

– Я получил приказ, – повторил он.

– От кого?

Он закрыл глаза и потряс головой.

– Не имеет значения, – сказал я. – Я точно знаю, кто это был. И я знаю, что не сумею до него добраться. Он слишком высоко сидит. Но я могу добраться до тебя. Ты будешь моим посланцем.

Уиллард открыл глаза.

– Ты этого не сделаешь, – сказал он.

– Почему ты не отказался?

– Я не мог отказаться. Пришло время выбирать, на чьей ты стороне. Ну как ты не понимаешь? Нам всем придется это сделать.

Я кивнул.

– Пожалуй, тут ты прав.

– Сделай правильный выбор, пожалуйста, – попросил Уиллард.

– Я думал, что ты – одна ложка дегтя в бочке с медом, – сказал я. – А оказалось, что вся бочка полна дегтя. Меда в ней совсем мало.

Он посмотрел на меня.

– Ты все испортил, – сказал я. – Ты и твои проклятые друзья.

– Что испортил?

– Все.

Я встал. Отступил на шаг. Снял предохранитель с «беретты».

Он смотрел на меня.

– Прощай, полковник Уиллард, – сказал я и приложил пистолет к своему виску.

Он смотрел на меня, не отрывая глаз.

– Я пошутил, – сказал я и выстрелил ему в лоб.

Это была обычная пуля в цельнометаллической оболочке. Часть его затылка оказалась в шкафу вместе с разбитым фарфором. Я рассовал купленные мной наркотики по его карманам вместе с символической пачкой долларов. Потом вышел через заднюю дверь и пересек двор. Я перешагнул через ограду, спокойно миновал парковку и направился к своей машине. Сел за руль, достал сумку и переодел ботинки, испорченные в пустыне Мохаве, – у меня еще осталась пара поновее. Затем я поехал на запад, в аэропорт. Вернул взятую напрокат машину в агентство «Херц». Там знают свое дело. Люди часто возвращают машины не в самом лучшем виде. Внутри накапливается всякий мусор. Поэтому у въезда в боксы стоят большие мусорные баки – в надежде, что люди сами приведут сдаваемые ими автомобили в порядок. Так они сокращают расходы. Даже если на каждой машине удается выиграть минуту, за год накапливается приличная выручка. Я положил свои старые ботинки в один бак, а «беретту» – в другой. Если учесть, какой поток машин здесь проходит, баки меняют очень часто.

До посадочных ворот я прошел пешком. Мне не хотелось садиться в автобус. Показав свои документы, я купил билет в Париж в один конец на самолет «Эр Франс». Еще совсем недавно, когда мир был другим, я летал на этом же рейсе.

Я оказался на авеню Рапп в восемь часов утра. Джо сказал мне, что машина придет в десять. Поэтому я побрился, принял душ в ванной для гостей, нашел гладильную доску и привел в порядок свою парадную форму. Потом я нашел в шкафу щетку и почистил ботинки. Наконец я оделся и прицепил все свои медали – получилось четыре ряда. Я все сделал в соответствии с инструкциями. Каждая медаль на своем месте, под соответствующей ленточкой. Другие свои значки я тоже почистил, включая жетон майора – в последний раз. После этого я перешел в гостиную и стал ждать.

Джо был в черном костюме. Я не большой эксперт в одежде, но понял, что костюм новый. Из какого-то дорогого материала. Возможно, шелка или кашемира, не знаю. Костюм был хорошо сшит. Еще Джо надел белую рубашку, черный галстук и черные туфли. Он великолепно выглядел. Никогда я не видел, чтобы он выглядел лучше. Лишь в глазах читалось легкое напряжение. Мы не разговаривали. Просто сидели и ждали.

Без пяти десять мы вышли на улицу. Катафалк прибыл из морга вовремя. За ним появился черный лимузин «ситроен». Мы сели в лимузин, закрыли двери и медленно поехали вслед за катафалком.

– Только мы? – спросил я.

– Остальные встретят нас на кладбище.

– Кто придет?

– Ламонье, – сказал Джо. – И ее друзья.

– На каком кладбище?

– Пер-Лашез, – ответил Джо.

Я кивнул. Пер-Лашез – знаменитое старое кладбище. Особое место. Возможно, это как-то связано с участием моей матери в Сопротивлении. Может быть, Ламонье добился разрешения похоронить ее там.

– Есть предложение по покупке квартиры, – сказал Джо.

– Сколько?

– В долларах твоя доля составит шестьдесят тысяч.

– Я не хочу брать эти деньги. Отдай их Ламонье. Скажи, чтобы он нашел оставшихся в живых стариков и разделил деньги между ними. Он наверняка знает соответствующие организации.

– Старые солдаты?

– Старые, кто угодно. Те, кто делали правильные вещи в нужное время.

– Ты уверен? Тебе могут понадобиться эти деньги.

– Я бы не хотел их иметь.

– Ладно, – сказал Джо. – Твой выбор.

Я смотрел в окно. День был серым. Медовые тона Парижа поглотила погода. Река вяло катила свои воды, похожие на расплавленное железо. Мы проехали через площадь Бастилии. Кладбище Пер-Лашез находится на северо-востоке. Не слишком далеко, но и не близко, если вы полагаете, что оно совсем рядом. Мы вышли из машины возле небольшой будочки, где продавали карты, показывающие, как пройти к знаменитым могилам. Самые разные люди похоронены на Пер-Лашез. Шопен. Мольер. Эдит Пиаф. Джим Моррисон.

У ворот кладбища нас уже ждали. Я увидел консьержку из дома матери. Она стояла рядом с двумя другими женщинами, которых я не знал. Служащие похоронного бюро подняли гроб на плечи, несколько мгновений постояли неподвижно, а потом медленно двинулись вперед. Мы с Джо зашагали следом за ними. За нами пристроились три женщины. Воздух был холодным. Мы шли по песчаным дорожкам, между необычными европейскими мавзолеями и памятниками. Наконец мы оказались возле вырытой могилы. Земля была аккуратно сложена рядом и прикрыта зеленым ковриком, очевидно изображающим траву. Там нас ждал Ламонье. Наверное, он пришел сюда пораньше. Он не мог идти быстро и не хотел нас задерживать.

Служащие похоронного бюро поставили гроб на заранее приготовленные веревочные петли. Потом подняли его снова и при помощи веревок осторожно опустили вниз, в могилу. Какой-то человек прочитал отрывок из книги. Я слышал слова по-французски, а потом английский перевод возник в моем сознании. «Прах к праху… долина слез». Я не слушал. Просто смотрел на гроб, опускающийся в яму в земле.

Мужчина замолчал, и один из служащих забрал зеленый коврик, а Джо взял пригоршню земли. Он взмахнул рукой и бросил землю на крышку гроба. Земля со стуком упала на дерево. Человек с книгой последовал примеру Джо. Потом консьержка. Потом две другие женщины. Потом Ламонье. Он неловко дернулся вперед, опираясь на свои трости, наклонился и взял в руку землю. В его глазах стояли слезы, а затем он просто разжал ладонь, и земля посыпалась вниз, словно вода.