К юным жителям городка Валентин Валентиныч относился с пониманием и симпатией. Позволял им подолгу околачиваться в магазине, разглядывать и брать в руки всякие редкости — например, подзорные трубы нахимовских времен или оловянных солдатиков, которыми играли прадедушки.

Только на одну просьбу он всегда отвечал отказом — если кто-то из лопухастых посетителей хотел надеть не себя стоявшие в витрине рыцарские латы. Даже шлем примерить не дал ни разу.

Латы не были старинными. Валентин Валентиныч смастерил их из жести, кусков алюминия и оцинкованной круглой канистры. Как он сам говорил — «для создания романтической атмосферы, пущего привлечения посетителей и оправдания вывески». Выглядели доспехи впечатляюще, хотя и были не взрослого размера, а ростом со школьника, вроде Иги. Валентин Валентиныч поместил этого пустотелого рыцаря-мальчишку в низко расположенном окне с широким стеклом. А чтобы жестяной пацан не скучал, позади него установил высокое зеркало. С улицы казалось, что рыцарей двое.

Однажды пришел в магазин энергичный режиссер детской театральной студии «Семеро козлят». Просил дать латы на пару дней для спектакля «Синяя борода и рыжий хвост». Но и ему хозяин отказал.

— Понимаете, голубчик, сооружение непрочное, к переноске не приспособленное. Да к тому же… отражение в зеркале будет скучать, если его товарища куда-то унесут.

Режиссер вытаращил глаза.

— Но позвольте. Какое отражение, когда доспехи из витрины уберут? Оно тоже исчезнет!

— Как знать, как знать… — Валентин Валентиныч развел руками. — В Малых Репейниках случается всякое…

Вот в такое интересное заведение и шагали Ига и Степка с утюгом на палке.

В «Двух рыцарях» в тот час никого не оказалось. Кроме хозяина. Ига сказал «здрасте, Валентин Валентиныч» и без долгих предисловий поинтересовался, не нужен ли магазину великолепный старинный утюг чугунного литья братьев Алексеевых одна тыща восемьсот семьдесят седьмого года.

— М-м… Позвольте взглянуть… Да, вещь без подделки. Ну и сколько вы хотели бы получить за сей раритет?

— Двести рублей!

Валентин Валентиныч присвистнул.

— А чего? — жалобно сказал Ига. — Вон ведь какой тяжелый…

— Голубчик! Вы же не металлолом на вес сдаете! Там, кстати, вам дали бы два рубля. А я предлагаю сорок.

— Не… Нам надо двести.

— Сударь мой. К лицу ли сыну уважаемого инженера Егорова устраивать столь недостойный торг? Я даю настоящую цену, уверяю вас! — Валентин Валентиныч знал многих ребят: кто, чей и как зовут.

— Мы же не для себя, — вдруг храбро пискнула Степка.

— Вот как? А для кого, позвольте полюбопытствовать?.. Кстати, кто вы, сударыня? Я вас раньше никогда не встречал.

— Это Степка. То есть Степанида, — сумрачно разъяснил Ига. — Мы с ней тащили эту тяжесть через весь город, чтобы раздобыть деньги на лекарство…

— Ах, вот какая ситуация! А кто заболел?

— Генки Репьёва Ёжик заболел. Весь в жару. Ему антибредин нужен и больше ничего. А это как раз двести… — Ига стал смотреть в угол намокшими глазами.

— Минутку, минутку! Значит, вопрос упирается в этот медицинский препарат? У меня есть почти целая облатка! Я использовал всего две таблетки, когда месяц назад неосторожно посидел на сквозняке и схватил ангину…

Вот удача-то! Ига просиял.

— Спасибо! А мы потом достанем деньги и принесем!

— Как вам не стыдно, молодой человек! Я торгую антик-вари-атом, а не лекарствами! Медицинскую помощь я всегда готов оказать без-воз-мезд-но… Особенно славному Ёжику, с которым давно знаком, так же, как и с его другом, юным поэтическим дарованием. Между прочим, Геночка зимой сочинил про мой магазин весьма недурные стихи Вот… — Валентин Валентиныч встал в позу чтеца на сцене. —

Я даже одно время использовал эти строчки в рекламном объявлении, которое рыцарь Витя держал в своей железной перчатке… Это я его так зову — Витя. А отражение — Митя… А Геночке я весьма обязан и почитаю своим долгом… Да! Но где же антибредин? — Валентин Валентиныч сменил позу и стал обычным растерянным старичком, который что-то суетливо ищет на столе.

Длинный, на массивных точеных ногах стол был одновременно и прилавкам. С краю стоял кассовый аппарат (как и всё здесь — старинный), а по всей дубовой поверхности были раскиданы бумаги, толстые книги в кожаных корках, шкатулки, театральные бинокли и еще много чего. В общем, порядок такой же, как на столе у Иги. Валентин Валентиныч торопливо перебирал все это хозяйство. В магазине было темновато — зеркало в окне загораживало уличный свет — и над прилавком светили две лампочки. Они яркими зайчиками отражались в лысине хозяина магазина. Тот поднял черный ящичек с круглым стеклом и рычажками. Под ним наконец обнаружилось лекарство.

— Ага! Вот! Прошу…

Ига, благодарно сопя, сунул пакетик с таблетками в карман.

— Валентин Валентиныч, а утюг вы все-таки возьмите, ладно? Чтобы нам не тащить обратно. В нем, наверно, полпуда…

— Гм… А если я попрошу вас отнести его совсем недалеко?

— Куда? — сказал Ига и охнул про себя.

— Совсем-совсем рядышком! В городской музей, к Якову Лазаревичу Штольцу. У меня-то, по правде говоря, этого добра достаточно… — Владелец «Двух рыцарей» зажатым в руке черным ящичком показал на полки.

— А в музее разве такого нет? — несмело удивилась Степка.

— Есть! И предостаточно! — словно обрадовался Валентин Валентиныч. — Но, если вы принесете данный экспонат и скажете, что в дар от меня, это будет как бы… ну, скажем, этакий жест. Да! Милейший Яков Лазаревич упрекает меня, что я давно уже ничего не жертвовал музею, хотя должен делать это, как давний житель и патриот Малых Репейников. Во-первых, он не совсем прав, а во-вторых… не могу же я передать музею половину товарного фонда! Я все-таки коммерсант!.. Ну и вот… А утюг — это своего рода политический ход и в тоже время… как это? Под… под…

— Подначка! — догадался Ига.

— Именно! Именно! С одной стороны это никакая не историческая ценность, а с другой — весьма увесистый дар!

«Да уж, увесистый», — мысленно согласился Ига, глядя на лежащий у ног утюг бр. Алексеевых. Но не отказываться же! Особенно, когда антибредин в кармане…

2

Всем было известно, что два старых холостяка — Клин и Штольц — вечные друзья-спорщики. Дружили они со школьных лет, а спорили из-за предметов старины. Старину любили оба. Но Яков Лазаревич заведовал Краеведческим музеем и на всякие антикварные вещи смотрел, как на экспонаты. Валентин же Валентиныч, был, как известно, торговец — хотя и не очень оборотистый, но со своим интересом. Порой он отдавал в экспозицию кое-что из магазинного фонда и даже (ходил такой слух) завещал передать музею после своей кончины все имущество. Но пока он, несмотря на преклонный возраст, покидать наш грешный мир не собирался. И директор Штольц этого (упаси Господи!) и не хотел. Но он, директор, хотел, чтобы родной музей делался все интереснее (и даже переплюнул бы ново-груздевский!). И потому он время от времени заводил в магазине такие вот разговоры: