class="p1">9.5.21. Кто достаточно все это продумал, тот затем наблюдает, как это осуществляется и применяется на деле, причем он должен уметь остро воспринимать и прослеживать, иначе он не прибавит ничего к тому, что он еще раньше слышал, изучая красноречие.

9.5.22. Когда же он будет способен определять, какими речами какой человек даст себя убедить, тогда при встрече с таким человеком он сможет распознать его и дать себе отчет, что вот как раз тот человек и та природа, о которой прежде шла речь. Теперь она на самом деле предстала перед ним, и к ней надо вот так применить такие-то речи, чтобы убедить ее в том-то. Сообразив все это, он должен учесть время, когда ему удобнее говорить, а когда и воздержаться: все изученные им виды речей — сжатую речь, или жалостливую, или возбуждающую — ему следует применять вовремя и кстати: только тогда, и никак не ранее, его искусство будет разработано прекрасно и совершенно.

9.5.23. Если же, произнося речь, сочиняя или обучая, он упустит хоть что-нибудь из этого, а между тем станет утверждать, что придерживается правил искусства, прав будет тот, кто ему не поверит»[193].

9.5.24. Итак, это сказано им о риторике, там, где он учит, как лучше составить эту науку, пользуясь научным методом, а не следуя опыту и навыку, как это делают многие.

9.5.25. Кроме этих слов, сказав далее еще много полезного, он завершает свои размышления следующим образом:

9.5.26. «Так что, если ты утверждаешь что-нибудь новое относительно искусства красноречия, мы послушаем, если же нет, мы останемся при убеждении, к которому привело нас наше исследование: кто не учтет природные качества своих будущих слушателей, кто не сумеет различать существующее по видам и охватывать одной идеей все единичное, тот никогда не овладеет искусством красноречия настолько, насколько это возможно для человека»[194].

9.5.27. В этой книге он изложил в сжатой форме построение любой науки и, в частности, риторики, но наиболее основательно он раскрыл эту тему в «Филебе». Начну с самого важного и приведу следующий отрывок:

9.5.28. «— Звук, исходящий из наших уст, один, и в то же время он беспределен по числу у всех и у каждого.

— Так что же?

— Однако ни то ни другое еще не делает нас мудрыми: ни то, что мы знаем беспредельность звука, ни то, что мы знаем его единство; лишь знание количества звуков и их качества делает каждого из нас грамотным.

9.5.29. — Совершенно верно.

— Но то же самое делает человека сведущим в музыке.

— Каким образом?

— Согласно этому искусству, звучание в нем также одно.

— Как же иначе?

— Однако же мы признаем два звучания — низкое и высокое и третье — среднее. Не правда ли?

— Да.

— Но, зная только это, ты не станешь сведущим в музыке; не зная же и этого, ты, так сказать, ничего не будешь в ней смыслить.

9.5.30. — Разумеется, ничего.

— Но, друг мой, после того как ты узнаешь, сколько бывает интервалов между высокими и низкими тонами, каковы эти интервалы и где их границы, сколько они образуют систем (предшественники наши, открывшие эти системы, завещали нам, своим потомкам, называть их гармониями и прилагать имена ритма и меры к другим подобным состояниям, присущим движениям тела, если измерять их числами; они повелели нам, далее, рассматривать таким же образом всякое вообще единство и множество), — после того как ты узнаешь все это, ты станешь мудрым, а когда постигнешь всякое другое единство, рассматривая его таким же способом, то сделаешься сведущим и в нем.

9.5.31. Напротив, беспредельное множество отдельных вещей и свойств, содержащихся в них, неизбежно делает также беспредельной и бессмысленной твою мысль, лишает ее числа, вследствие чего ты никогда ни в чем не обращаешь внимания ни на какое число.

9.5.32. — Мне кажется, Филеб, что Сократ выразил только что сказанное как нельзя лучше.

— Мне тоже кажется; но как все это относится к нам и к чему клонится эта речь?

— А ведь справедливо, Протарх, задает нам Филеб этот вопрос!

— Совершенно справедливо; ответь же ему.

9.5.33. — Я так и сделаю, еще немного остановившись на том, чего мы только что коснулись. Мы сказали, что воспринявший что-либо единое тотчас же после этого должен обращать свой взор не на природу беспредельного, но на какое-либо число; так точно и наоборот: кто бывает вынужден прежде обращаться к беспредельному, тот немедленно вслед за этим должен смотреть не на единое, но опять-таки на какие-либо числа, каждое из которых заключает в себе некое множество, чтобы в заключение от всего этого прийти к единому.

9.5.34. Снова в пояснение к сказанному возьмем буквы.

— Каким образом?

— Первоначально некий бог или божественный человек обратил внимание на беспредельность звука. В Египте, как гласит предание, некий Тевт первым подметил, что гласные буквы в беспредельности представляют собою не единство, но множество; что другие буквы — безгласные, но все же причастны некоему звуку и что их также определенное число; наконец, к третьему виду Тевт причислил те буквы, которые теперь, у нас, называются немыми. После этого он стал разделять все до единой безгласные и немые и поступил таким же образом с гласными и полугласными, пока не установил их число и не дал каждой в отдельности и всем вместе названия “буква”.

9.5.35. Видя, что никто из нас не может научиться ни одной букве, взятой в отдельности, помимо всех остальных, Тевт понял, что между буквами существует единая связь, приводящая все к некоему единству. Эту связь Тевт назвал грамматикой — единой наукой о многих буквах»[195].

9.5.36. Так пишет Платон в диалоге «Филеб» о построении наук; разумеется, имеется в виду построение согласно логическому методу, а не то, что опирается лишь на длительные наблюдения и многочисленные данные опыта.

9.5.37. Из сказанного мной очевидно, что без упражнений в разделении и соединении невозможно составить науку согласно логическому методу.

9.5.38. Впрочем, и во всей книге «Филеб», после этого отрывка, он показывает тот же метод на примере удовольствия, рассматривая различные его виды.

9.6.1. Таким же образом и Гиппократ прежде него, в книге «О диете при острых болезнях», порицая книдских врачей за то, что они не различают заболеваний по виду и роду, сам показывает способы разделения, благодаря которым то, что кажется единым, оказывается разделенным и многочисленным, и это касается не только болезней, но и всего прочего, и можно заметить, что большинство славнейших врачей ошибается именно в этом, что сказывается и на их методах лечения.