«Мужчины, мужчины!» — и все нимфы, как подхваченные ветром, бросились к ним. Они бежали, толкая и обгоняя друг дружку, с голов их падали венки, волосы их развевались… они бежали все медленнее, уже не бежали, а плыли в воздухе, и Андрис с каким-то странным чувством — с сожалением? — смотрел на их стройные, загорелые, идеальные тела, на смеющиеся лица, на руки, вскинутые вверх…

— Господа, господа, отвлекитесь! — сказал кто-то сзади, Андрис оглянулся: там была стойка бара, на табуретках вокруг нее сидели разного возраста мужчины — только мужчины, — и бармен жонглировал шейкером. Это он и сказал. — Прошу. — Он выставил на стойку два высоких бокала, бросил лед и влил в бокалы — тонкой струйкой с большой высоты — светло-лимонную, чуть опалесцирующую жидкость. Пить надо было через соломинку. Розовую с черной линией. Андрис попробовал. Коктейль был крепкий и необыкновенно вкусный.

— Как это называется? — спросил он бармена.

— «Особый генеральский», — сказал бармен. — Но больше одного бокала не положено.

— Мне просто интересно, — сказал Андрис.

— Это пожалуйста, — сказал бармен.

Опять разлилось голубое сияние, немного погодя раздался звонкий смех и визг, но от стойки изображения видно не было. У двери стояли трое ребят, одетых подчеркнуто одинаково: серые мешковатые свитера и серо-черные полосатые брюки. Ребята смотрели куда-то не отрываясь. Наверное, там, куда они смотрели, с криком «Мужчины! Мужчины!» бежали нимфочки. Тони тронул его за рукав.

— Дядюшка, — шепнул он. — Как у вас с рукопашным боем?

— Нормально, — сказал Андрис. — А что?

— А то, что у этих — превосходно.

— Кто это?

— Кристальдовцы, — сказал Тони. — Слышали про таких?

— Слышал, — сказал Андрис и сообразил, кого ребята ему напомнили: да самого Эрнесто Кристальдо после второго своего процесса, когда он получил сенсационный срок: девятьсот девяносто девять лет каторжных работ; эта фотография обошла весь мир: в таких вот полосатых брюках и в сером свитере — он хохочет во всю глотку, а судья, разъяренный, орет ему что-то. У Кристальдо были все основания для смеха: через полгода ему устроили побег с каторги, а еще через три месяца танки повстанцев вошли в Ораль. С тех пор Эрнесто Кристальдо — бессменный президент Народной Республики Эльвер, страны с уникальным общественным устройством. И вот уже двадцать лет он не снимает военную форму…

Кристальдовцы сели у дальнего от Андриса конца стойки, что-то сказали подошедшему бармену; тот кивнул и налил им не «Особый генеральский», а чистый эльверский ром из черной кубической бутылки.

— И что же — часто рукопашные бывают? — спросил Андрис.

— Они же бешеные, — сказал Тони.

— А эльверские студенты у вас тут учатся?

— Конечно. Эти вокруг них и крутятся.

— Интересно…— протянул Андрис.

— Да не очень, — сказал Тони. — Эльверцы эти… Что они с девушками нашими делают — словами не передать. Наглые — а не пожалуешься… В позапрошлом году это было — пожаловались девочки. В деканат. Пристают, мол, не отобьешься. В общежитиях в комнаты вламываются… ну и все такое. Деканат возьми и сообщи в посольство. Через месяц студентов отозвали — а было их человек сто пятьдесят. Еще через месяц прислали новых. Разумеется, этих спрашивают: а где, мол, те? Отвечают: расстреляны как враги революции. Сто пятьдесят человек! Боже ты мой, что тут было потом… Одна из тех девчонок из окна выбросилась, простить себе не могла. А Ева — вот та, с которой я разговаривал, — стала колоться. Так что те ребята, которых прислали, — они теперь как бы неподсудные. Что ни сделают — все с рук сходит. Они и пользуются… вовсю… Иной раз морду набьем — и все.

— А эти, кристальдовцы?

— Сильно в гору пошли. Липнут к ним, особенно те, кто сразу после школы…

— Ну еще бы — такая реклама… Интересная история. Ладно. Как развлекаться будем? Тут кегельбан есть?

— Тут все есть. И кегельбан, и… все, в общем. Все есть.

Язык у Тони слегка заплетался, и слово «кегельбан» он выговорил в два приема.

Кристальдовцы встали и прошли в дверь, обрамленную аркой из красного кирпича — старого, в выбоинах от пуль.

— А там что? — показал Андрис им вслед.

— Автоматы, — сказал Тони. — Неинтересно. Нам в другую сторону.

Чертовски пьяный коктейль, подумал Андрис. Чертовски крепкий и чертовски пьяный. Шаг неверный и движения размашистые. Один бокал — как полбутылки коньяку… натощак, понял он. Не ел же сегодня. Бутербродики — это что, еда?

— А поесть тут дают? — спросил он Тони.

— А мы что — есть сюда пришли? — осведомился тот. — Мы пришли развлекаться. Хотя да, и есть тоже. Тогда — сюда.

— Лабиринт какой-то, — сказал Андрис.

— Это вообще черт-те что, а не заведение, — сказал Тони. — Но мне нравится. После полуночи вообще иногда такое устраивают — о!

— Как на входе?

— Еще смешнее. Тут и сядем. — Они сели за столик под капроновой пальмой, и к ним тут же подкатил робот-официант, похожий на оживший скелет кенгуру.

— Что желают господа? — фальцетом спросил он.

— Это ты, Проспер? — спросил Тони.

— А, Тони! Привет, — сказал робот. — Да, это я. Как дела?

— Вот, познакомься с дядюшкой.

— Здравствуйте, дядюшка! — сказал робот и помахал четырехпалой рукой. Андрис поклонился.

— Ужин? — поинтересовался робот. — Или?.. — Он пошевелил пальцами возле шейных позвонков. Глазки его вспыхнули и погасли.

— Ужин, — сказал Тони. — Какого-нибудь мяса. Мы весь день не ели. И по кружке пива.

— Принято, — сказал робот, пискнул и, повернувшись на месте, укатил за кулисы.

— Забавная штучка, — сказал Андрис. — Радиоуправление?

— Частично, — сказал Тони. — Разговаривает, конечно, человек. У них вокруг кухни три зальчика, и на все три один живой официант. Сидит, командует этими скелетиками. Неплохо придумано, правда?

— А я, между прочим, видел Кристальдо, — сказал Андрис. — В позапрошлом году, в Алжире.

— Как это вас занесло в Алжир? — спросил Тони. — Да еще в позапрошлом году?

— Вовсе не то, что ты думаешь, — сказал Андрис. — В позапрошлом году я занимался только наукой. В Алжире был конгресс. Но вот из-за того, о чем ты подумал, конгресс почти не состоялся. Мало кто приехал, ну и все остальное… И вот сидим мы в аэропорту, самолета, естественно, нет, и вдруг прилетает Кристальдо. На двух «меркуриях». На одном он сам, на другом охрана. Мне больше всего охрана понравилась. Ты не слышал про его охрану? Нет? Ни за что не догадаешься. Девушки-негритянки! Не знаю, в каком племени он их таких набрал: все под метр восемьдесят — метр девяносто, тонкие, ноги от подмышек, волосы шапкой, в шортах и безрукавках, автоматы, гранаты — и красотища, и жуть. Сразу все оцепили, прочесали, нас согнали в одно крыло, держат — автоматы у бедра, глазищами стригут — не шевельнешься. Кристальдо прошел — и как смыло всех, как и не было их тут. Быстро, четко… пантеры, ей-богу. Я больше на них смотрел, чем на него.