Лебовера не глядя, швырнул парням два кошелька, набитых монетами. Сам хозяин понятия не имел, сколько в этих мешочках находится денег и какого достоинства там монеты; в дни подготовки главного выступления года Лебовера не имел обыкновения считать деньги и вообще вести разговоры на столь низменные темы.

Грузчики, однако, – люди подневольные, им было велено получить с господина Лебоверы шестьдесят полновесных золотых монет и сверх того – сорок серебряных за сундуки.

Поэтому дюжие парни устроились на мостовой возле фонтана, распустили тесемки кошельков и принялись пересчитывать деньги, складывая их столбиками.

Лебовера вытащил рулон ткани высотой в три человеческих роста. Рулон согнулся в поклоне и стукнул Лебоверу по голове.

– Эй, помогите развернуть! – гаркнул хозяин.

Рессан, Софир и один из грузчиков подхватили ткань и начали ее раскручивать. Декорацию следовало прикрепить к фасадам трех близлежащих домов. У Лебоверы уже вышел серьезный скандал с владельцами этих зданий.

И сейчас один из них, увидев всю грандиозность приготовлений, выскочил из дома и напустился на хозяина труппы:

– Вы тут что, с ума сошли?! Намерены отгородить меня от света на пять дней? А как я буду смотреть представление?

Лебовера повернулся к назойливому горожанину, с которым ругался третий день подряд, и, пошире разинув пасть, заорал:

– А ну, ты!.. Я человек государственный!.. А ты кто, а? Ты кто, я спрашиваю?

Горожанин был, однако, не робкого десятка. Он даже не попятился, хотя другого, возможно, ураганный рев Лебоверы смел бы с площади и заставил бы забиться в щель. Столичный житель хорошо знал, к чему его можно принудить, а к чему – невозможно. Подбоченившись, он крикнул в ответ:

– Это мой дом, ясно тебе? Фигляр!

Неожиданно миролюбивым тоном Лебовера сказал:

– Ну и что делать будем, а? Мы, кажется, зашли в тупик. Я-то отсюда не уйду. У меня есть контракт.

– Я тебе не дам завешивать мой фасад, – тоже спокойно ответил горожанин.

– Почему?

– Мне будет не видно.

– А ты выйди на площадь.

– А я хочу смотреть из окна.

– А ты выйди на площадь.

– А мне нравится из моего окна.

Они немного помолчали.

– Эй, хозяин! Вешать или нет? – не выдержал грузчик, обремененный своим краем тяжелой декорации.

Рессан и Софир молча поддерживали свою сторону картины. Ждали, что решит Лебовера.

– А если я тебе заплачу? – спросил Лебовера.

– Да я сам тебе заплачу, – сказал горожанин.

– Да дырки проделать, и все дела, – подал голос грузчик.

Лебовера напустился на него:

– Я не дам уродовать такую чудесную работу!

– Так незаметно будет, если со стороны наблюдать, – сказал грузчик, широко зевая. – Мы уж так делали.

Горожанин выжидательно глянул на Лебоверу. Хозяин «Тигровой крысы» назвал всех собравшихся на площади, не исключая и собственных артистов, мясниками, убийцами, тупицами, не смыслящими в искусстве, и в конце концов кивнул.

– Режь свои дырки и высовывай наружу свою мерзкую рожу, – сказал он горожанину. – В конце концов, в нынешнем году у меня затеяна кошмарная история. Декорации зловещие, так что две-три жутких образины только добавят колорита. – И завопил, багровея: – Теперь ты доволен? Мясник!

Горожанин невозмутимо произнес:

– Вполне доволен.

И ушел.

Грузчик засмеялся.

– Он ведь действительно мясник… Владелец десяти или одиннадцати хороших мясных лавок. Ты не знал? Точно говорю. Он хозяин.

– Я и сам хозяин нескольких кусков мяса, – буркнул Лебовера и махнул: – Прикрепляйте!

И скоро площадь окружили нарисованные скалы. Над грандиозным ущельем запылало звездами ночное небо, которому предстояло слиться с настоящим. Над площадью крест-накрест натянули тонкие прочные шнуры, к которым прикрепили два больших шара: желтый – крупнее, синий – поменьше. Две луны. На фоне скал и нарисованного неба они выглядели преувеличенно огромными.

– Недурно, – заметил Лебовера. И добавил: – Я бы даже сказал, что меня это впечатляет.

– Хозяин, – встрял настырный грузчик, – здесь на четыре золотых меньше, чем оговорено. Доплатить бы.

Лебовера круто обернулся к нему.

– Убирайся! – завопил он. – Вон отсюда! Ты мешаешь!

– Не годится, – сказал грузчик. – Доплатить бы. Тогда мы и пойдем. А?

Лебовера разразился слезами.

– Вы сговорились! Сговорились мешать мне, да? – Он бросил в грузчика еще одним кошельком. – Убирайтесь. Вы мне мешаете. Понятно? Вам это понятно? Вы мешаете мне!

– Так вы ничего тут вроде как и не делаете, только руками машете да в одну точку глядите, – сказал грузчик миролюбиво, подбирая кошелек.

– Я думаю! – сказал Лебовера.

Он с размаху опустился на камень у фонтана, и несколько минут его массивную фигуру сотрясали богатырские рыдания.

Рессан метнул кинжал; блестящее лезвие пролетело на волосок от лица грузчика и исчезло в струях фонтана. Грузчик шарахнулся, выругался сквозь зубы и вместе со своими товарищами скрылся в переулке.

Дамарис, танцовщица с темными волосами, прошлась на пальцах к фонтану, уселась к плачущему Лебовере на колени, опустила ногу в воду и, нащупав там рукоять кинжала, захватила его. Держа кинжал между пальцами, она медленно подняла ногу и развернулась к Рессану.

– Забери.

Лебовера ущипнул ее за бедро.

– Вставай. Хватит рассиживаться без толку. За работу, ленивая курица! И вы все, бездельники, за работу!

* * *

Когда за Гальеном и Аббаной пришли стражники, Аббана счастливо рассмеялась. Гальен с завистью посмотрел на подругу: она продолжала свято верить в избавление, которое когда-нибудь непременно прилетит к ним из герцогства Вейенто. Аббана отказывалась признать, что Вейенто отрекся от них.

– Он не мог так поступить с нами, – уверяла она товарища по несчастью. – Ты увидишь, я права! Он ценит то, что мы сделали для него.

– Он бросил нас, Аббана, – пытался возражать Гальен.

Она принималась гневаться, и цепь, которой она была прикована к стене, яростно гремела.

– Не смей так говорить о нем! Он придет за нами.

– За нами теперь никто не придет, кроме палача, Аббана.

– Ерунда! Талиессин не посмеет казнить нас. Он эльфийский король, воплощенная любовь и милосердие.