– Явный преемник? – вспомнил Джо слова брата.

– Точно, – кивнул Карл. – Знал, что догадаешься на полпути.

– А ты не останавливайся.

– Ладно. Теперь слушай внимательно. Не жду, что сразу все поймешь. Но мне нужна твоя помощь, а не зная всей картины, ты толком помочь не сможешь.

– Валяй!

И Карл Триллинг вывалил:

– Вилер встретил девчонку. По имени Клара Приета, родом из мексиканской Соноры. Она была чертовски умна – по-своему, конечно, – хотя, подозреваю, Кливу не уступала, несмотря на его супер-пупер образование. К тому же симпатичная, и любила самого парня, а не то, что он мог ей дать. Она влюбилась, когда у Клива ничего не было, когда ему ничего не было нужно. Они стали друг для друга отдушиной, ежедневной, ежечасной. Подозреваю, именно тогда он и стал заводить то один бизнес, то другой, снова что-то создавая. Он прикупил домик и машину. Даже две машины: одну для нее. Не думаю, что она просила, но она того стоила – и он все искал, что бы еще такого для нее сделать. Как-то вечером они отправились к друзьям, она из магазина, а он с работы. Получается, были на двух машинах. По дороге домой он ехал за ней и видел, как машину повело и как она вылетела на обочину… Девчонка умерла у него на руках.

– Господи!

– Вот тебе и мистер Везунчик! Слушай дальше. Спустя неделю он заворачивает в центр города, там грабят банк. Шальная пуля пробивает ему шею. Семь месяцев он лежит и серьезно все обдумывает. А когда выходит, то узнает, что управляющий делами укатил со своей секретаршей на юга, перед этим переписав все на себя. Абсолютно все!

– И что он сделал?

– Устроился на работу и оплатил лечение.

Они долго сидели в машине без света, пока Джо не нарушил молчание:

– А в больнице он лежал парализованный?

– Почти пять месяцев.

– Интересно, какие мысли вертелись у него в голове?

– Какие вертелись, – сказал Карл, – я представить могу. Но у меня не укладывается, что он решил. К какому пришел выводу. Кем вознамерился стать. Черт возьми, даже слов подобрать не могу. Мы все работаем по максимуму или стараемся. Хотя бы должны стараться. А он этот максимум выжал! Старт, конечно, у него был великолепный. Он играл честно, работал упорно, сам – порядочный, законопослушный, справедливый, в хорошей форме и с мозгами. Когда вышел из больницы, два последних качества не пострадали. Зато одному богу известно, что с первыми.

– Итак, он стал работать на старика.

– Да. И меня это почему-то пугает. Как будто до этих ужасных событий его квалификация не в полной мере удовлетворяла их обоих. Не удовлетворяла, пока он не превратился в того, кем стал.

– И кем он стал?

– Нет у меня простого ответа, Джо. Старик – настоящий призрак. Никто его вообще не видит. Никто не в состоянии предсказать, каким будет его следующий шаг и почему? А когда он взял под крылышко Кливленда Вилера, тот растворился почти так же бесследно. Очень мало фактов. Босс всегда слыл затворником, а за те десять лет, что с ним провел Клив Вилер, стало еще хуже. В делах, конечно, все как обычно. Как обычно, необычно: то тишь да гладь, а потом раз… и череда махинаций. Скажешь, старик изобретает, а гений помоложе, из числа сотрудников, воплощает их в жизнь. Но вдруг этот гений подстрекает на конкретные шаги. Кто может быть в курсе? Только приближенные: Вилер, Эпштейн и я. Я точно не знаю.

– Но Эпштейн ведь скончался.

– Скончался, – кивнул в темноту Карл Триллинг. – Остается Вилер. Я же старика лечу, не Вилера, и никто не может поручиться, что перейду в штат последнего.

Джо Триллинг откинулся назад, всматриваясь в говорящую темноту.

– Так, ситуация в общих чертах ясна, – пробормотал он. – Старик одной ногой в могиле, ты тоже скорее всего не при делах, и кроме этого Вилера другого претендента на трон не наблюдается.

– Вот именно. А я не понимаю, что он за фрукт, чем займется. Зато знаю, что он будет могущественнее любого человека на Земле. И настолько богат, что алчность, ни в твоем, ни в моем понимании, станет над ним не властна. Ни ты, ни я просто не оперируем такими суммами. Но пойми, этот человек, можно сказать, сам себе доказал, что быть хорошим и умным, сильным и честным не особенно ценится. Вот куда он со всеми этими идеями зайдет? Чисто гипотетически предположим, что в последнее время он все чаще находил этому подтверждение… Вывод: что дальше? Уверенность есть лишь в одном – за что бы он ни взялся, успех придет. Так уж заведено.

– А что ему нужно? Ты это пытаешься выяснить? Что захотел бы такой тип, если бы считал, что дело выгорит?

– Я знал, что приду по адресу, – почти обрадовался Карл. – Зришь в корень. У меня так есть все, что нужно, и работу всегда найду. Жаль, что рядом нет Эпштейна, но от него остался только пепел.

– Кремировали?

– Ну да. Ты бы и не узнал. Распоряжение старика, а я все устроил. Наверняка слышал, что бывают личные бассейны с горячей и холодной водой, но бьюсь об заклад, ты и понятия не имел, что у кого-то есть личный крематорий, в подвале, под другим подвалом.

Джо развел руками:

– С двумя миллиардами долларов в кармане, наверное, можно позволить себе все, что угодно. Кстати, это вообще законно?

– Сам сказал: с двумя миллиардами… Но там был окружной патологоанатом, бумаги подписал. Когда старик покинет этот мир, он, кстати, тоже придет. Такие последние указания, все зафиксировано. Эй, стой, не хочу клеветать на патологоанатома. Ему денег дали. Осмотр Эпштейна он провел на высшем уровне.

– Ладно, что ждать, когда пробьет час старика – известно. Тебя же волнует, что будет потом.

– Да. Чем, интересно, он занимался все это время? Все последние десять лет, с тех пор как заполучил Клива? Были ли изменения? И если были, приложил ли к ним руку Вилер? Надо разобраться, Джо. Разобраться и подумать, как может распорядиться Вилер крупнейшим экономическим ресурсом, какой только видел этот мир. Еще и в единоличном владении.

– Давай обсудим, – предложил Джо, расплываясь в улыбке. Считав намек, Карл Триллинг ответил ему тем же.

И они обсудили.

Расположенный во втором подвале крематорий носил чисто функциональный характер, как будто все человеческие ритуалы – оплакивание, например, или поминки – проводились в другом месте. Или не проводились вообще. Последующие строки наиболее точно описывают, что произошло, когда в конце концов (а конец длился долго) умер старик. Все сделали строго, как он пожелал: непосредственно после констатации факта и до публичного объявления о смерти. Вплоть до, и включая момент, когда открылась квадратная пасть печи. Пугающий скрежет, ослепительный свет, жар огня, оттенок которого в былые времена кузнец назвал бы соломенным. Скромный гроб оперативно скользнул внутрь, крохотные язычки пламени тут же заплясали на его углах, и дверь захлопнулась. Несколько секунд потребовалось, чтобы глаза привыкли к опустевшей комнате, сальному следу, закрытой двери. За те же несколько секунд кондиционеры выдули резкий запах горелой сосны.