т.д. Но цены снижались практически на все виды продукции. В отчёте «Союзпродэкспорта» за 1931 год говорилось, что состояние мировых цен по товарам, экспортируемым из СССР, можно изобразить «в виде кривой, беспрерывно падающей»[686].

Индекс оптовых цен в Британии упал с 177.9 в 1925 году до 129.3 в 1930 году и продолжал идти вниз, достигнув 101.6 в августе 1931 года. В США он снизился с 152.3 в 1925 году до 125.1 — в 1930-м, а в августе 1931 года составлял уже всего 100.4. В Германии падение было с 130.2 до 103.8, а к августу 1931 года индекс составил 101.351[687].

За период 1929–1930 годов масло подешевело на 39.76%, а в 1931 году — ещё на 11.9%[688]. Снижение цен в 1931 году было настолько значительным, что, несмотря на увеличение вывоза масла на 10%, общая стоимость вывезенного оказалась меньше, чем в предыдущий год, на 13%[689].

Яйца упали в цене на 44.27%, потом ещё на 10.4%. По нефтепродуктам снижение цен составляло в среднем 4–6%, а в 1931 году произошёл новый спад, уже на 10–15%. Асбест подешевел примерно на треть, затем ещё раз на треть. Тобольский лисий мех упал в цене на 38.67%, потом снова на 33%. Якутский горностай стоил в условиях депрессии на 58% дешевле, а к 1931 году потерял ещё 21% цены. Бухарские ковры упали на 8.93%, затем ещё на 17.5%[690].

Но даже резко подешевевшие товары не всегда можно было продать. Латвийская газета «Сегодня» сообщала в сентябре 1931 года: «Во всех европейских гаванях лежат огромные партии советского сырья и товаров, не находящих сбыта. Стоимость этого сырья оценивается в десятки миллионов долларов»[691].

Но всё же ничтожные цены, по которым государство приобретало продукцию у сельского хозяйства, позволяли получать прибыль за границей, несмотря на кризис. Даже если товар на мировом рынке часто приходилось продавать вообще в убыток, принципиального значения это уже не имело: нужна была наличная валюта.

Всё на продажу

«Цифры внешней торговли, — писал Троцкий в 1931 году, — всё больше становятся командующими цифрами по отношению к планам и темпам социалистического строительства»[692].

Между тем, СССР находился в этот момент на грани дефолта по внешним долгам, а пятилетний план — на грани провала. Рассматривая последствия глобального капиталистического кризиса, немецкая пресса в те дни писала, что советское коммунистическое правительство «в собственных своих интересах не может в настоящее время ощущать большой радости от растущего в других странах темпа затруднений, оно вовсе не заинтересовано увеличивать в этих странах внутриполитические противоречия»[693].

Страшным ударом по Советскому Союзу стало падение курса английского фунта в 1931 году. В фунтах традиционно устанавливались цены на российский экспорт — хлопок, лён, зерно, нефть. В фунтах хранились и советские активы за рубежом. Между тем большая часть оборудования приобреталась за немецкие марки и доллары. Как отмечала эмигрантская пресса, «к переведённым в Америку и Германию суммам в фунтах для оплаты срочных векселей придётся доплатить разницу примерно от 15 до 18 процентов»[694].

На Западе были убеждены, что без кредитов, взятых в Англии, США и Германии, «пятилетний план не мог бы даже быть начат»[695]. А кредитоспособность Советской России была под вопросом. В эмигрантских газетах в сентябре 1931 года писали, что советские торговые представительства вот-вот вынуждены будут «объявить мораторий по заграничным платежам»[696]. Советский золотой запас истощался, по оценкам иностранных газет, в России «оставалось всего на 50 или 70 миллионов рублей золота»[697]. В Москве к подобным заявлениям относились крайне болезненно, но драматизма ситуации не отрицали.

В Германии по договору 1926 года советские торговые представители могли использовать кредит в 300 млн. марок, из которого правительство Веймарской республики гарантировало 60%. В результате, отмечали в Москве, «мы имеем кредит не в 300 млн. марок, а только в 200 млн.»[698]. К началу Великой депрессии задолженность СССР по этому кредиту составляла 80 миллионов марок[699]. В 1930–1931 годах условия кредита постоянно ухудшались, а положение Советского Союза как должника становилось всё сложнее. В Москве признавали, что имела место задержка платежей, «ставшая хронической с начала 1930 года и являвшаяся предметом обсуждения в иностранной печати и в официальных переговорах с представителями правительства, широко использованная в антисоветской кампании»[700].

К 1932 году пассивное сальдо СССР в торговле с Германией составляло примерно 300 млн. марок, иными словами, оно было примерно равно номинальной сумме предоставленного стране кредита. Неудивительно, что немецкие финансисты нервничали. Однако официальные лица в Берлине старались поддерживать в деловых кругах оптимизм. Оценивая экономическое положение в СССР, представитель немецкого министерства иностранных дел писал: «Они сделают всё от них зависящее, чтобы выполнить свои обязательства, поскольку каждый неоплаченный вексель означал бы банкротство государства»[701].

Эта оценка была верна. Долги были выплачены, а закупки оборудования за границей продолжены. Несмотря на нехватку валюты, план по ввозу в страну машин был даже перевыполнен (составив 105.6% от заданной цифры), тогда как в целом по импорту его выполнили всего на 48.6%. Доля средств производства в импорте составила до 90%. «К концу пятилетки Советский Союз занимал первое место в мире по импорту машин и оборудования. В 1931 г. около 1/3, в следующем году — около 1/2 всего мирового экспорта машин было направлено в СССР»[702].

В больших количествах ввозился металл (на него шло около 20% валютных затрат). Особенно не хватало качественной стали, которую приходилось закупать за границей.

Поскольку валюты хронически недоставало, государство готово было вывозить всё, что угодно — от золота, нефти и мехов до картин Эрмитажа. Для получения экспортной продукции созывались специальные совещания в союзных республиках и областях, «организовывались ударные комсомольские бригады, устраивались массовые месячники».

Добыча ресурсов для экспорта обеспечивалась сочетанием политической мобилизации, материального поощрения и репрессий. Премирование экспортных бригад и введение специальных тарифов для оплаты продукции, предназначенной на вывоз, является обычным делом. Но особенное значение придавалось агитации. Необходимо было разъяснить трудящимся, что речь идёт о первостепенной государственной задаче: «Мобилизовать как колхозную, так и, в особенности, комсомольскую общественность на решительную борьбу за выполнение экспортных годовых заданий». Кроме проведения месячников и двухнедельников по заготовке экспортных товаров, создавались ячейки содействия экспортной работе. В разъяснительной кампании должны были участвовать профсоюзы, партийные органы, печать.

Вывозят древесный уголь, бекон,