— Я свернул в сосны в парке Монсанту. Я спросил, согласна ли она на секс со мной. Вы правы, инспектор, она несколько удивилась моему вопросу. Я сказал ей, что видел ее в пансионе, но не сказал, что видел, как она занимается сексом. Я предложил ей десять тысяч эскудо.

— За что?

— За секс, — с досадой ответил он.

— Это не первое ваше обращение к услугам проститутки, сеньор Родригеш?

— Нет, не первое.

— Думаю, что обычно в таких случаях сразу оговаривают, чего именно желает клиент за свои деньги.

— Я предложил ей десять тысяч эскудо за обычный половой акт.

— И каким образом вы осуществили этот акт?

Он перевел дыхание.

— Она встала на колени на кресле и стянула с себя белье.

— Полностью?

— Нет, кажется.

— И что сделали вы, сеньор Родригеш?

— Я расстегнул брюки и тоже встал на колени на кресле. Она поставила ноги на ручной тормоз.

— Тормоз был поднят или опущен?

— Опущен.

— Вы стояли на ровной поверхности?

— Да.

— Продолжайте.

— Я придвинулся к ней сзади и…

— Вы уже заплатили ей деньги?

Он запнулся.

— Да, — выдавил он.

— Так что она должна была рассердиться.

— Рассердиться? С чего бы?

— С того, что вы взяли ее в извращенной форме, сеньор Родригеш. Ведь об этом договоренности не было.

— Никакой извращенной формы я себе не позволил, инспектор, — тихо пробормотал Родригеш. — Это тот парень делал, в пансионе.

— Он говорит, что не делал этого.

— Он лжет.

— У меня есть то преимущество над вами, сеньор Родригеш, что я чуть ли не сотню раз проштудировал заключение экспертизы, а кроме того, очень внимательно слушаю ваши показания. И выходит…

— Извращенной формы не было, — тихо сказал он, кладя руку на стол, как на Библию.

— Я просто предупреждаю вас, что лучше рассказать все как было.

Он окинул меня внимательным взглядом, словно проверяя, не блефую ли я. И насмешливо прищурился:

— Извращенной формы не было, инспектор!

— Судебно-медицинская экспертиза, проведенная доктором Фернандой Рамалью, ясно говорит о том, что Катарина Оливейра подверглась извращенной форме секса. Был использован презерватив и лубрикант на водной основе. Исследование сфинктера показало, что он разорван. Это является доказательством непривычности подобной практики для потерпевшей. Что скажете на это, сеньор Родригеш?

— Не знаю… Я не…

— Это означает, что потерпевшая испытывала сильную боль, сеньор Родригеш. Она кричала?

— Извращенного акта я не совершал!

— Простите, сеньор Родригеш. Она, конечно, не кричала, если, цитирую вас: «Ничто в выражении ее лица не указывало на обратное». То есть удовольствия это ей не доставляло. Катарина Оливейра не кричала, занимаясь сексом в пансионе «Нуну» в пятницу в обеденное время, не так ли, сеньор Родригеш?

Молчание.

— Так или не так, сеньор Родригеш?

— Моему клиенту нечего добавить к сказанному, — поспешил на выручку адвокат.

— Нам желательно произвести обыск в обоих домах сеньора Родригеша, а также в машине его жены. Даете ли вы согласие на это?

— При наличии ордера, — сказал адвокат.

Допрос ничего нового не дал. Родригеш признал половой контакт с девушкой, но заявил, что после этого она вылезла из машины, а он не спеша поехал в Пасу-де-Аркуш, чтобы передать присутствующему на празднике мэру чек. Он отрицал, что нанес девушке удар в затылок, отрицал, что положил ее тело в багажник и позже сбросил на пляж в Пасу-де-Аркуш. Я завершил допрос и с отрядом полицейских отправился в Лапу, чтобы обыскать его дом.

В Лапе мы были встречены Родригешем и его адвокатом. Адвокат проверил ордер, после чего они с клиентом уединились в гостиной. Адвокат уже избегал встречаться взглядом со своим клиентом. После беглого осмотра дома я объявил своим помощникам, что платяной шкаф подозреваемого и его кабинет я осмотрю лично. В то время как четверо полицейских обыскивали остальные помещения, двойной гараж и сад, мы с Карлушем приступили к осмотру «мерседеса».

Салон машины был вычищен тщательнейшим образом. Внутри машина была как новенькая и даже пахла, как пахнут новые машины. Я поручил Карлушу выяснить, в какой фирме произвели чистку, и встретиться с ее работниками, причем не с начальством, а с непосредственными исполнителями работы.

Обыск я начал с передних кресел. Под пассажирское сиденье были подсунуты аккуратно сложенные белые дамские трусики. Изготовитель — фирма «Слогги». Я сунул их в мешок для вещдоков, а Карлушу велел вызвать на допрос человека, обнаружившего в машине эти трусики. Больше интересных находок в машине не было.

Я позвал сеньора Родригеша к шкафу и попросил его показать мне одежду, которая была на нем в пятницу, 12 июня. Он указал на блейзер, пару серых брюк и галстук, изготовленный для него Оливией. Блейзер и брюки были из чистки. На изнаночной стороне галстука я обнаружил маленькое бурое пятнышко. Опустив в мешок с вещдоками и его, я отослал все это в лабораторию.

В кабинете за старым, восемнадцатого века, сундуком в нише помещался встроенный шкаф. В нем было штук пятнадцать видеокассет; в двух ящиках из-под вина хранились порнографические журналы, а за ними, у самой стенки, стояли туфли со стразами, и на них лежали аккуратно сложенные белая футболка и светло-синяя в желтую клетку мини-юбка. Одежда и туфли тоже были отправлены в мешок и доставлены в полицию.

Служащий фирмы, занимавшейся чисткой салона, сказал, что, найдя трусики, он не знал, как ему быть. Трусики были засунуты между бортом и сиденьем. Он решил, что эти трусики принадлежат дочери сеньора Родригеша, и хотел было оставить их там, где нашел, но потом подумал, что это будет не совсем удобно. Он спрятал их под сиденье и решил не лезть не в свое дело.

В тринадцать тридцать Мигелу да Кошта Родригешу, было официально предъявлено обвинение в убийстве Катарины Оливейры. Когда его попросили раздеться, на груди его обнаружились два больших синяка. Он был сфотографирован, после чего переодет в тюремную одежду и отведен в камеру.

Понедельник, 23 ноября 199…

Дворец правосудия Маркеш-да-Фронтейра, Лиссабон.

Я никогда не стремился к славе. В противном случае я не выбрал бы профессию полицейского. Слава всегда представлялась мне какой-то извращенной формой проституции. Ты как будто раздеваешься на публике. На мой взгляд, слава — это насильственное нарушение права на личную жизнь. Насилия я не выношу.