– Итак, Клиффорд, – надеюсь, я могу к тебе так обращаться? – что ты здесь делаешь? Я разве нахожусь в опасности?

Молодой коп ничего не ответил. Босх глянул в обе стороны коридора и увидел, что он пуст до самого пункта дежурной медсестры, футах в пятидесяти. Он поднял взгляд на дверь своей палаты и увидел номер «313».

– Детектив, будьте добры, вернитесь в свою комнату, – процедил наконец Гэлвин. – Я здесь только затем, чтобы не пускать в вашу палату представителей прессы. Заместитель начальника считает, что они могут попытаться проникнуть, чтобы взять у вас интервью, и моя задача – воспрепятствовать этому. Воспрепятствовать тому, чтобы вас беспокоили.

– Что, если они применят тактическую хитрость? – Босх с притворной опаской повертел головой, якобы удостовериться, что их никто не слышит. – Просто возьмут да и позвонят по телефону?

Гэлвин шумно выдохнул и продолжал, не глядя на Босха:

– Медсестры отслеживают входящие звонки. Разрешается только родственникам, а мне сказали, у вас нет семьи, так что не будет никаких звонков.

– А как прошла мимо вас эта женщина из ФБР?

– Она прошла с одобрения Ирвинга. Будьте добры, вернитесь к себе в палату.

– Разумеется.

Босх сел на кровать, попытался еще раз прокрутить в голове обстоятельства дела. Но чем больше он прокручивал туда и сюда отдельные его куски, тем больше его охватывало тревожное ощущение, что сидеть на кровати в больничной палате – это потеря времени. Он чувствовал, что находится на пороге чего-то важного – какого-то прорыва, открытия. Работа сыщика состоит в том, чтобы пройти от начала до конца по цепи улик, проанализировать каждое обстоятельство и сделать вывод. Собранный в конце этой цепочки улов позволит выстроить дело – либо его развалить. У Босха ведерко было полно, но он все больше чувствовал, что каких-то кусков не хватает. Что же он проглядел? Что такого в самом конце сказал ему Рурк? Тут дело было не столько в словах, сколько в их подспудном смысле. И еще – в его лице. Удивление… Но по поводу чего? Был ли он изумлен по поводу угодившей в него пули? Или по поводу того, откуда и кем она была послана? Босх решил, что могло присутствовать и то, и другое. Но в любом случае: что еще он имел в виду?

Упоминание Рурка о том, что его доля возрастет за счет убитых сообщников, продолжало мучить Босха. Он постарался поставить себя на место Рурка. Если бы все его подельники оказались мертвы и он вдруг стал единственным владельцем сокровищ, стал бы он говорить: «Моя доля возросла»? Может, просто сказал бы: «Теперь это все мое»? У Босха было ощущение, что по первому варианту он бы высказался, если бы оставались еще какие-то пайщики.

Он решил, что ему необходимо что-то сделать. Он должен выбраться из этой палаты. Он не состоял под домашним арестом, но отлично понимал, что Гэлвин затем и торчит здесь, чтобы в случае чего проследить и доложить Ирвингу. Босх проверил телефон и обнаружил, что его действительно включили, как и обещал Ирвинг. И пусть звонки извне не пропускались, но он имел возможность позвонить наружу.

Гарри встал и провел ревизию стенного шкафа. Его одежда была там – вернее, то, что от нее осталось: туфли, носки и брюки. Брюки оставались стертыми на коленках, но были вычищены и выглажены. Его спортивного покроя пиджак и рубашка, очевидно, были сняты с него с помощью ножниц при оказании первой помощи и либо выброшены, либо лежат в пакете для улик. Босх забрал все вещи и оделся, заправив пижамную куртку в брюки. Вид был довольно дурацкий, но ничего, сойдет, пока он не добудет какую-нибудь одежду, выбравшись отсюда.

Боль в плече уменьшалась, когда он держал руку перед грудью, поэтому Гарри начал было перекидывать брючный ремень через плечи, чтобы использовать в качестве перевязи. Но, решив, что это сделает его чересчур заметным при выходе, вставил ремень обратно в брюки. Он выдвинул ящик ночного столика, увидел бумажник и значок, но не нашел пистолета.

Когда он был полностью готов, то поднял трубку телефона, набрал номер оператора и попросил соединить его с пунктом дежурной медсестры на третьем этаже. Там женский голос сказал «здравствуйте», и Босх назвался заместителем начальника Ирвином Ирвингом.

– Не могли бы вы позвать к телефону моего сотрудника детектива Гэлвина, того, что сидит на стуле у двери? Мне нужно с ним поговорить.

Босх поставил телефон на кровать и, мягко ступая, подошел к двери. Он приоткрыл ее настолько, чтобы видеть сидящего на стуле Гэлвина, опять читающего каталог. Он услышал голос медсестры, подзывающей его к телефону, и увидел, как Гэлвин встал с места. Гарри повременил секунд десять, прежде чем высунуться и оглядеть коридор. Гэлвин направлялся к посту дежурной. Босх ступил в коридор и быстро зашагал в противоположную сторону.

Ярдов через десять коридор пересекался с другим коридором, и Босх свернул налево. Подошел к лифту, над которым значилось «Посторонним вход воспрещен», и нажал кнопку. Когда лифт пришел, оказалось, что внутри он представляет собой кабину из нержавейки и искусственного дерева с еще одними дверями в задней части – достаточно большую, чтобы вкатить в нее по меньшей мере две каталки. Гарри нажал кнопку первого этажа, и двери закрылись. Его лечение от пулевого ранения закончилось.

Лифт привез Босха в приемную первой помощи. Он прошел через нее и вышел в ночь. Таксиста, который вез его к Голливудскому полицейскому участку, он попросил по дороге остановиться у банка, где получил деньги в банкомате, а затем – у аптеки. Там он купил дешевую спортивную рубашку, пачку сигарет, зажигалку – поскольку не мог сейчас управляться со спичками, – а также вату, свежие бинты и медицинскую перевязь для руки. Стропа была темно-синего цвета. Идеально для похорон.

Он расплатился с таксистом на Уилкокс-авеню, возле своего полицейского участка, и зашел с парадного входа, где было меньше шансов, что его кто-то узнает или с ним заговорит. За конторкой дежурного сидел незнакомый ему новобранец, под стать тому прыщавому бойскауту, что приносил пиццу для Шарки. Босх показал значок и, не говоря ни слова, прошел мимо. В помещении детективного отдела было темно и пусто, как и вообще в большинство воскресных вечеров в участке, даже в Голливуде. Но над рабочим местом Босха имелась настольная лампа на прищепке. Он включил ее вместо верхнего света, не желая привлекать внимание патрульных, сидящих в дежурке в другом конце коридора. Гарри не чувствовал расположения отвечать на вопросы личного состава, пусть даже доброжелательные.

Первым делом он прошел в глубь комнаты и зарядил кофейник. Затем отправился в одну из комнат для допросов, чтобы переодеться в свой новый костюм. Когда принялся стаскивать больничную рубашку, плечо рассыпалось огненными стрелами, рассылая их по всей грудной клетке и вниз по руке. Он сел на стул и осмотрел повязку – нет ли крови? Крови не было. Осторожно и с гораздо меньшими страданиями облачился в новую рубашку – она была на несколько размеров больше. Впереди, с левой стороны, на ней был маленький рисунок, изображающий гору, солнце и пляж, а также слова «Город Ангелов». Гарри заслонил эту картинку, надев перевязь и приладив ее таким образом, чтобы она удерживала руку плотно прижатой к груди.