– Что тебе нужно? – спросила я и тут же осознала, что мы уже несколько минут разговариваем. В словах мы не нуждались. Между нами будто образовалась незримая связь.

Легкий ветерок немного разогнал тучи, в просветах виднелось темно-синее небо, усеянное звездами. Лес затих, как всегда по ночам: деревья поскрипывали, покачиваясь, шуршали кусты, ветки которых перебирал ветер, эхом доносилось журчание невидимого глазу ручья.

Я глубоко вздохнула, вдруг почувствовав, что живу. Ароматы зеленых растений, хвои и прелой листвы смешивались со свежими запахами после дождя. Мокрые камни, влажная земля, сырость поднимающегося из низин тумана, воздух, напоенный озоном, – все это поражало, сбивало с ног, как внезапный удар молнии.

Земля и воздух, вдруг подумалось мне, а еще вода и огонь. И я стою среди четырех стихий, пользуясь их благосклонностью.

– Что тебе нужно? Я ничем не могу тебе помочь. Я знаю, что ты здесь, я тебя вижу. И все.

Никакого движения, ни одного слова. Но в моем сознании прозвучал чужой голос.

– Хватит и этого, – сказал призрак.

Он медленно повернулся и пошел прочь. Он сделал две дюжины шагов, и тут его факел погас, и незнакомец растворился в небытии, как сумерки поглощает ночная тьма.

– Ох, – проронила я, несколько растерявшись. – Господи боже.

Ноги дрожали; я опустилась на землю, положив на колени череп, про который уже успела забыть.

Я долго сидела так, вглядываясь и прислушиваясь, но больше ничего не происходило. Меня окружали мрачные неприступные горы. Возможно, утром я вновь отыщу тропинку к дому, однако теперь блуждания в потемках ничего хорошего не принесут.

Я больше не боялась; страх покинул меня во время встречи с… что бы это ни было. Но я все еще мерзла и была очень-очень голодна. Я положила череп на землю и свернулась вокруг него клубочком, укрывшись влажным пальто. Уснуть долго не получалось; я лежала в сырой норе и наблюдала за звездами в просветах меж туч.

Я все пыталась понять, что же такое произошло в последние полчаса… Правда в том, что нечего было и понимать, на самом деле ничего не случилось. Хотя дух остался рядом, неведомым образом убаюкивая, и я уснула, устроившись щекой на подушке из опавших листьев.

Спала я тяжело из-за холода и голода; сны проносились вереницей ужасных образов. Деревья, подпаленные молнией, горели, как факелы. Деревья, вырванные из земли, ползли ко мне, перебирая корнями.

Я лежала под дождем с перерезанным горлом, горячая кровь струилась по телу, согревая замерзшую грудь. Пальцы одеревенели и не двигались. Капли дождя холодными молоточками барабанили по телу, словно град, а потом вдруг становились теплыми и мягкими и поглаживали лицо. Меня хоронили заживо, черная земля засыпала открытые глаза.

Я проснулась; сердце стучало как бешеное. Была глубокая ночь; небо прояснилось и казалось бесконечным, меня обнимала кромешная тьма. Наконец я снова уснула.

Вдалеке выли волки. Я в страхе бежала от них по заснеженному осиновому лесу, а кроваво-красные капли смолы сверкали рубинами на белых, словно лист бумаги, стволах. Среди кровоточащих деревьев стоял мужчина с обритой головой, посредине остался лишь ирокез из гладких темных волос. На его губах играла неясная усмешка, а кровь на груди сияла ярче, чем смола на стволах осин.

Волчий вой ближе. Звери завывают и лают, в моих ноздрях сильный запах крови, я бегу со сворой, я бегу от своры. Я бегу. У меня волосатые лапы и белые клыки. Я бегу. В ноздрях запах крови, в ушах звон. Голод. Догнать, поймать, убить, растерзать. Кровь. Сердце бешено стучит, по жилам струится огонь. Азарт погони.

Кость хрустнула, как сухая ветка под ногами, и я почувствовала теплый солоноватый привкус костного мозга на языке.

По лицу словно щеткой прошлись, и я распахнула глаза. С морды, покрытой жесткой серой шерстью, на меня взирали желтые волчьи глаза, в пасти сверкали белые клыки. Я вскрикнула и оттолкнула зверя, но он снова кинулся на меня с громогласным: «Гав!»

Я припала к земле, обхватив голову руками и бормоча что-то несвязное. Едва рассвело. Нежный неяркий утренний свет освещал темную шкуру… Ролло!

– Ох ты ж, Господи Иисусе, ты-то как здесь очутился, чертово проклятое чудовище!

Сильные руки подхватили меня, вытянули из убежища, отряхнули и принялись ощупывать, проверяя, цела я или нет. Я потерлась щекой о мягкую шерстяную рубашку. Она пахла сыростью, мылом и Джейми, я всей грудью вдыхала этот божественный аромат.

– Ты как? Саксоночка, ради бога, с тобой все хорошо?

– Нет, – ответила я. – То есть да.

И разрыдалась.

Я быстро успокоилась и попыталась объяснить, но Джейми не слушал. Он поднял меня на руки, перепачканную с ног до головы, и понес через ручей.

– Тише-тише, – приговаривал он, крепко прижимая меня к себе. – Тише, mo chridhe.[28]Все в порядке, ты со мной.

Я никак не могла прийти в себя после холода и кошмарных снов. Я долго не слышала другого голоса, кроме собственного, и слова Джейми звучали теперь как будто издалека, я не могла постичь их смысла. Лишь тепло, исходящее от него, было реальным.

– Подожди. – Я нервно теребила его за рубашку. – Стой, я кое-что забыла, мне надо…

– Господи, дядя, ты только посмотри!

Джейми повернулся, по-прежнему держа меня на руках. Юный Иэн выглядывал из ветвей, прикрывавших лаз в мое убежище, держа в руках череп.

Я почувствовала, как напряглись мускулы Джейми.

– Боже правый, саксоночка! Это еще что?

– Ты хочешь сказать – кто, – уточнила я. – Не знаю. Отличный парень, между прочим. Не подпускай к нему Ролло.

Пес возбужденно обнюхивал череп, черные ноздри подрагивали от возбуждения.

Джейми, слегка нахмурившись, внимательно вглядывался в мое лицо.

– Саксоночка, ты, случайно, умом не тронулась?

– Нет, – ответила я, потому что разум и в самом деле возвратился, когда я окончательно проснулась. – Я промерзла насквозь и, кажется, слона бы съела. Вы не прихватили чего-нибудь на завтрак?

– Нет. – Джейми опустил меня на землю и полез в сумку. – Мы торопились, и о еде я не подумал, зато есть бренди. Глотни, саксоночка, тебе полегчает. А потом расскажешь, – продолжил он, приподняв бровь, – как ты очутилась здесь, у черта на куличках.

Я села на камень и с благодарностью отпила бренди. Фляга дрожала у меня в руках, но дрожь потихоньку проходила, потому что от темно-янтарной жидкости, попавшей в желудок, кровь быстрей побежала по жилам.

Джейми стоял рядом, положив руку мне на плечо.

– Сколько же ты тут просидела, саксоночка? – спросил он с нежностью.

– Всю ночь. – Меня снова передернуло. – Наверное, со вчерашнего полдня, когда этот гадский конь – думаю, стоит назвать его Иудой – сбросил меня вон с того холма.