И сейчас, распаковывая наши вещи во дворце, где я и не мечтала жить, в месте, настолько далеком от квартиры с одной спальней, которую делила со своей матерью в Джорджии, я благодарна за путь, который привел нас сюда. Эта признательность стала еще приятнее из-за смысла, заложенного в проделанной нами дороге. Когда умерла Дельфина, Тобиас собрал ее пожитки, сохранив вещи из трех жизней, две из которых оборвались слишком рано. Я и вообразить не могу, сколько испытаний он перенес в одиночку, пытаясь быть сильным для близких, тогда как в действительности в его жизни не было ничего постоянного. Судя по виду и тяжести коробок, похоже, он не смог выбросить ни одной вещи.

Открыв коробку из-под сигар, перебираю фотографии и останавливаюсь на снимке, где изображены юная Дельфина и мужчина, по-видимому, ее муж. Они сидят на заднем сиденье машины, Дельфина расположилась у него на коленях, и они влюбленными глазами смотрят друг на друга, улыбаясь.

Это отображение любви, которая сломала ее, и я могу лишь испытывать благодарность, что меня не постигла та же участь.

Я была к ней очень близка.

Я знаю большую часть ее истории, но не ее подробности, и меня печалит, что она лишила себя и свою жизнь возможностей, которые он ей оставил. Я всегда буду испытывать к ней смешанные чувства, к роли, которую сыграла в моей жизни, к угрозе, которую для меня представляла. Но в каком-то смысле из-за верности ее сердца я отождествляю себя с ней. Если бы я не взяла себя в руки, то могла бы стать ее подобием, позволив потерянной любви безвозвратно уничтожить меня. Путь Дельфины – доказательство того, что даже самые сильные женщины могут пасть жертвой этой любви. Радуясь времени, что она провела с Тайлером, исцелению, которое им даровалось, кладу фотографии обратно в коробку, чтобы спрятать их от любопытных глаз. Подняв крышку от коробки из-под обуви, замираю, увидев машинку размером со спичечный коробок, лежащую поверх сложенных рисунков. Когда беру машинку, сердце обливается кровью.

«Я знаю, что у меня в руках, знаю ее ценность».

Этот отголосок, звучащий в моем сердце, – отголосок жизни, которую я прожила давным-давно, и человека, которого любила, с которым коротала дождливые дни. Моя любовь к нему ничуть не угасла, и я этому рада. Несколько лет назад Тобиас сказал мне в Вирджинии, как он счастлив тому, что я была женщиной, которая любила его брата. И я чувствую, какой великой чести удостоилась, как бы эгоистично это ни звучало. Проведя пальцем по капоту машинки, вспоминаю наши звездные ночи, когда мы перешептывались, и не признаю вину, которую вызывают эти воспоминания. Я не могу забыть свою вторую любовь и никогда не захочу. Я все еще храню ее в своем сердце, даже спустя годы.

– Его любимая, – тихо говорит Тобиас, появившись у меня за спиной. Повернувшись, вижу, что он стоит в дверях и не сводит глаз с машинки, которую держу в руке. – Даже в детстве он знал, чего хочет. Словно видел свое будущее. Вспоминая прошлое, я верю, что он знал свое будущее, как бы безумно это ни звучало.

– Я тоже в это верю, – говорю я, глядя на машинку. – Было в нем что-то такое… чего нельзя описать словами.

Тобиас подходит ко мне, бросив взгляд на коробку, и я чувствую, как больно ему смотреть на нее, но он не идет на попятную.

– Я хотела разобрать вещи, пока не приехали гости. Отнесу ее в другую комнату. – Собираюсь закрыть коробку, но Тобиас меня останавливает.

– Не надо, trésor. Я столько времени провел, вспоминая… не то, что нужно. – Он аккуратно забирает машинку, а потом целует мой безымянный палец. Чувствую, какая боль от него исходит, тоска по своей половине, которую он не сможет вернуть назад. Тобиас никогда не перестанет оплакивать своего брата, а я никогда не попрошу его об этом, потому что, честно говоря, сомневаюсь, что кому-нибудь из нас это удастся.

– Ты можешь поделиться со мной, – нежно говорю я. – Что бы ни пришло тебе в голову.

Он сжимает машину в руке и кивает.

– Знаю, – еле слышно говорит Тобиас. – Я вспоминаю его дерзким мальчишкой в пижаме. – Печально мне улыбается. – Хочу прогуляться.

– Надвигается гроза. – Киваю в сторону окна.

– Я быстро, супруга.

Расплываюсь в улыбке от того, как он меня назвал, а Тобиас целует меня в губы и выходит из комнаты, оставив после себя грусть. С тяжелым сердцем смотрю, как он спускается по лестнице, а потом снова гляжу на коробку. Любопытство побеждает желание вернуть покой, который ощущала еще совсем недавно.

Открываю первый сложенный лист плотной бумаги и вижу рисунок. Внизу страницы подпись, сделанная почерком учителя: «Моя семья», Доминик Кинг, шесть лет. В правом верхнем углу расположилось лимонно-желтое солнце, венчающее темно-синее небо. Внутри одного из пухлых облаков по центру две фигурки из палочек, подписанные «мама» и «папа». Внизу посреди гор светло-коричневого цвета стоят Тобиас и Доминик. Тобиас намного-намного выше. В сравнении с тем, как изобразил себя Доминик, Тобиас вполне бы мог показаться великаном.

Они держатся за руки, и я вижу, какие были между ними отношения, сколько было доверия, любви и обожания. Доминик уделил больше времени Тобиасу, чем любому иному элементу рисунка. Потому что любил и боготворил, ведь Тобиас был его миром, братом, учителем, наставником и, по сути, отцом. Глаза щиплет, когда я смотрю на наглядное доказательство преданности одного брата другому.

Сколько бы всего я ни знала об этих мужчинах, как бы сильно ни любила их и ни понимала, когда вошла в их жизнь, Тобиас был прав: задолго до меня произошел прорыв, который не имел ко мне никакого отношения. И по тем мгновениям Тобиас скорбит сильнее всего, по отношениям, которые я увидела лишь мельком до того, как произошла трагедия. Конец истории, в которую меня так и не посвятили. Тобиас рассказывал мне истории, но до этой минуты я не совсем их понимала, не понимала смысл каждого поступка, нюансы, потому что сейчас держу в руке изначальный план.

Это не только моя история любви. Она никогда ею и не была.

Аккуратно сложив рисунок, кладу его обратно в коробку и подхожу к окну, заметив, что Тобиас выходит на пляж.

Под намеренно сконструированной им броней скрывается чуткое сердце осиротевшего мальчишки, которого слишком рано вынудили стать взрослым. Сердце, годами страдающее от пренебрежения, непринятия – даже своего собственного. Тобиас прятал его, чтобы защитить себя и своих близких, пока