Шульга прав: думать больше не о чем, пора возвращаться домой, на север. Он, Кукша, обещал дождаться в Киеве Епифания и дождался, и помогал, как мог, в церковных и других делах. Но, уехав, он навсегда простится с Вадой. Все последние дни он надеялся увидеть ее. Если бы она вдруг появилась, можно было бы попросить Оскольда отпустить ее… Можно-то можно… Только бесполезно – Оскольд не отпустит.

Любит ли Оскольд Ваду? У конунгов ни в дружбе, ни в любви ничего не поймешь! Да хоть бы и любил – вряд ли для него это что-то решает. У него мечта – положить начало великому княжескому роду, который когда-нибудь сравняется в блеске и славе с греческими царями, а это сильнее любви… И если Вада вернется в Печерьско, он сделает ее своей женой. Неважно, любит он ее или нет…

Кукша объявляет Епифанию, что совсем уже скоро вместе с ильменьскими торговыми людьми отправится на север, на родину. Он напоминает другу, что у них был разговор об этом еще в Царьграде. И вот время пришло.

– Оскольд убеждал меня остаться, – говорит Кукша, – он верит, будто я приношу им счастье. Верит, что ко мне благоволит судьба. Если, мол, я с ними, то с ними и удача… Может ли так быть? Ведь они прекрасно обходились и без меня. Даже князьями сделались, пока я был рабом в Царьграде.

Епифаний качает головой.

– Как глубоко в князе Оскольде сидит язычество! Он еще не совсем очнулся от дурного сна, ему это только предстоит. Его надо просвещать и просвещать…

Словене, по той или иной причине застрявшие в Киеве, и Кукша с Шульгой в их числе, собираются в путь: они купили вскладчину два корабля и теперь спешно заново смолят их, чинят паруса, делают новые весла взамен треснувших или стершихся об уключины.

Все они получили от князей щедрые прощальные дары за верную службу – вино и масло в узкогорлых корчагах, заморские ткани и сарацинские серебряные куны. Кроме того, они повезут князю Рюрику подарок от князей Оскольда и Дира – багряное корзно[198] с золотой пряжкой на плече.

Кукша вместе с другими словенами работает на берегу Почайны. Рядом с ним – Шульга. Оба юноши ждут, что появится Вада и они вместе подумают, как быть дальше. Не могут же они бросить ее здесь на произвол судьбы! В Печерьском городе Вада больше не появлялась. Они объезжали Киев верхом, бродили по Киевским горам, надеясь встретить ее, но все безуспешно…

Однажды Кукша стоял возле перевернутого вверх днищем судна с квачом в руке и смолил проконопаченную щель. Откуда ни возьмись появляется согбенная старушка с серым изможденным лицом в давно не стиранном рубище и таком же повойнике. В руке у нее суковатый посох. Старушка, хромая, подходит к нему и негромко спрашивает:

– Когда уплываете, молодцы?

У нее скрипучий старческий голос.

– Через два дня, – не выражая удивления, тоже негромко, отвечает Кукша, почему-то он понимает, что так надо, – ильменьские торговые люди сказали, что они будут готовы к этому времени, и мы поплывем вместе, так надежнее…

Старушка кивает и торопливо ковыляет прочь.

Кукша смотрит ей вслед, не делая попыток остановить ее. Но он убежден: к нему только что подходила Вада…

Князь Оскольд ходит мрачнее осенней тучи. Кукше неизвестно, что происходит в суровой Оскольдовой душе. Похоже, не во всем он настолько могуч, насколько хотел бы казаться… Узнав, что Вада появлялась в Печерьске, а потом попросила отвезти ее в Зверинский лес, он изъездил и этот лес, и другие окрестные леса, и весь Киев, побывал и на усадьбе Свербея, и на многих других усадьбах. Свербей признался, что она жила у него, пряталась от княгини Потворы, но сам он давно уже ее не видел. И он, и остальные бояре клятвенно заверили князя Оскольда, что не прячут Вады.

У князя Оскольда было две жены и множество наложниц, теперь же нет ни одной жены и ни одной наложницы… Что с его женами, известно, а наложницы большей частью розданы киевским мужам, дружинникам и отрокам, те же, что остались, теперь просто рабыни. Он христианин и не может жить в блуде.

Накануне отплытия Кукша узнает от одной женщины в Печерьском, что она слыхала, будто Ваду на днях видели в Киеве, но она снова пропала, и никто не знает, куда… Скорее всего, о том же слыхал и Оскольд, у любого князя есть уши в подвластном ему городе.

Но, может быть, для князя Оскольда дело не только в Ваде? Ведь раз она все равно остается в Киеве, Оскольд в конце концов своего добьется – куда ей от него деться? Может быть, его больше тревожит Кукшин отъезд? Ведь несмотря на все посулы и уговоры, Кукша уезжает…

Оскольд тщетно пытался получить от него обещание вернуться в Киев вместе с матерью, если она жива. Кукша твердил, что сейчас он не может ничего решить, обманывать же не хочет. Дир говорил Кукше, что у Оскольда дурные предчувствия…

Утром в день отплытия на берег Почайны приходят князья Оскольд и Дир, епископ Михаил со священником Епифанием и диаконом Кириллом, княжеские мужи, которые успели привыкнуть к Кукше и Шульге, самым юным дружинникам. Впрочем, у княжеских мужей за эти годы появились добрые друзья и из числа других словен. Меж провожающих Кукша замечает Стрепета – Стрепет уже прошел оглашение…

На проводы Кукши пришли несколько евреев из Жидовского города: они узнали от епископа Михаила об отплытии Кукши Грека на север и один из них вручает ему письмо для Авраама – небольшой тугой свиток из телячьей кожи, перевязанный таким же ремешком…

Кукша видит, что Дир искренне опечален разлукой, он ведь с самого начала их знакомства проявлял отеческую привязанность к Кукше. Дир добрый, и Кукше тоже грустно расставаться с ним. Но сейчас эту грусть застит тревога за Ваду…

У Оскольда странное беспокойство в лице, он шарит глазами по сторонам, словно ищет кого-то, таким Кукша никогда еще его не видел. Наверно, он тоже встревожен отсутствием Вады и надеется, что она придет хотя бы проститься с Кукшей и Шульгой – ведь они ее друзья.

Ильменьские торговые корабли уже отплывают, первым отчаливает тот, что ближе к выходу из Почайны в Днепр, второй – следом за ним, за вторым – третий… За третьим пойдет один из кораблей словен, присоединившихся к ильменьскими торговым людям. Корабль Кукши и Шульги поплывет замыкающим.

Кукша целует руку благословившего его епископа Михаила, троекратно лобызается с остальными. Когда они с Диром заключают друг друга в прощальные объятия, Дир тихо говорит ему:

– Я все-таки обрел свободу: она во Христе!

А Вада так и не появляется. Кукша с Шульгой покидают киевский берег последними, вдвоем они сталкивают корабль в воду и прыгают в него.

– Почти все эти люди, – замечает Шульга, – пришли ради тебя…

Епископ Михаил осеняет отплывающих крестным знамением, князь Дир, молодые причетники и другие провожающие выкрикивают им вслед пожелания попутного ветра, прощально машут