Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Памела не на шутку испугалась. Она, словно ястреб, следила за новостями, а составленный на нее фоторобот слишком сильно походил на оригинал. К тому же полицейские узнали ее имя. Помимо этого, Памела переживала за Вестбрука, который находился в плачевном состоянии и нуждался в госпитализации, но вызвать врача не позволил. Он знал, что умирает, и боялся лишь одного: что совершенный им поступок не принесет пользы его сыну. Памела заверяла, что при любом раскладе они должны верить Полковнику. Она не сомневалась, что он сдержит свое слово. Все участники понимали, что огромная выручка достанется им не скоро. А пока Полковник выдал каждому достаточно средств, чтобы обеспечить на некоторое время спокойную жизнь. Он даже организовал для Вестбрука перелет в другую страну. Но его светлость это уже мало заботило. Он лишь хотел, чтобы к сыну перешел их родовой особняк. Без медицинских препаратов лорд испытывал непрекращающуюся агонию.
Памела купила у парня с верхнего этажа марихуаны, чтобы немного облегчить боль Вестбрука. Как-то вечером она вернулась из магазина и застала его под кайфом, но на ногах и одетого на выход. Он пытался завязать на ботинках шнурки. Вестбрука жутко трясло, и он выглядел на все сто процентов смертельно больным человеком, каким и являлся. Зализанные на голове волосы лишь подчеркивали его нездоровую худобу. Лорд почти ничего не ел, только пил бренди, разбавленный водой.
– Мы по-прежнему во всех газетах, – сообщила ему Памела.
– Да уж, похоже, мое лицо на каждом канале.
Вестбрук улыбнулся совсем как мальчишка, и Памела увидела, что у него кровоточат десны.
– Пропущу вот это через миксер, посмотрим, сможешь ли ты поесть, – сказала она и подняла пакет с полуфабрикатами, помещая его в духовку.
– Не надо. Я ухожу. – Вестбрук зажег сигарету и сделал глубокую затяжку. – Я слишком долго задержался здесь, не хочу и дальше подвергать тебя риску.
Памеле было стыдно в этом признаться, но на душе у нее стало легче.
– И куда ты, черт подери, пойдешь? Сейчас шесть часов вечера.
– Домой.
Вестбрук хотел встать, но его длинные худые, как палки, ноги затряслись.
– Уверена, в таком состоянии ты прекрасно туда доберешься, – саркастично заметила Памела.
– Конечно, милая. Сейчас сделаю себе косячок, наберусь силенок, а потом ты вызовешь такси.
– Дорогой, я не могу позволить, чтобы ты уехал прямо отсюда. Слишком рискованно.
– Знаю. Вызови машину к вокзалу. Туда я еще доплетусь.
– Ты и стоять-то не можешь.
Вестбрук выпрямился и махнул свободной рукой:
– Конечно могу.
– Если поедешь на такси до Пимлико, тебя возьмут там за считаные минуты.
– Я не про тот дом, – тихо сказал Вестбрук и опустился на стул. – Я говорил о своем родовом гнезде.
– Ты шутишь? – поразилась Памела. – Это же в нескольких милях отсюда!
– Да, может, и правда не стоит ехать на такси. Тогда посади меня в поезд до Ватерлоо, а оттуда я как-нибудь доберусь. Памела, прошу тебя.
Она подошла ближе и обняла его лицо ладонями:
– Дай подумать. Если ты так хочешь этого, вместе мы справимся.
Памела вышла из квартиры и вернулась с инвалидным креслом, позаимствованным у пожилого жильца.
– Путь неблизкий, но мы доберемся. Так что делай свою самокрутку, и давай уже выдвигаться.
Вестбрук позволил Памеле побрить его. Он взял рубашку, которая осталась у нее от давно ушедшего любовника, а поверх надел свитер поло. Памела накинула ему на колени плед, сама же нацепила на голову шляпу и опустила поля.
В восемь часов они вышли на улицу, собираясь преодолеть две мили до железнодорожного вокзала. Хотя болезнь сильно истощила Вестбрука, Памела с трудом толкала кресло-каталку и время от времени останавливалась перевести дух. Лорд свесил голову, и та покачивалась в такт движению. Наконец они добрались до вокзала.
Через пятнадцать минут с вокзала отходил поезд до станции «Ватерлоо». Памела купила билет в один конец и прикатила инвалидное кресло на платформу. Она боялась думать о том, как Вестбрук сядет в вагон или сойдет с него. Оставшееся время они вместе просидели на платформе, почти не разговаривая. К удивлению Памелы, когда прибыл поезд, Вестбрук каким-то чудом нашел в себе силы встать без посторонней помощи.
– Пора прощаться, прекрасная Памела. Береги себя. Я тебя обожаю и безмерно благодарен за твою заботу. А теперь прошу, уходи, но только не оборачивайся. Иди, пока я не разрыдался, как глупый мальчишка. Я не умею справляться с эмоциями. Каждый раз такие ситуации напоминают о прощании с матерью перед возвращением в пансион.
Памела поцеловала лорда во влажную пожелтевшую щеку и засуетилась вокруг кресла, чтобы как-то скрыть слезы. Она знала, что больше никогда не увидит Вестбрука, ставшего столь дорогим ее сердцу.
Она вернулась к себе в квартиру и принялась за уборку. Сложила замызганные простыни и пропылесосила ковер вокруг дивана. Потом села и разревелась, испытывая облегчение, что он ушел, но в то же время понимая, как сильно будет скучать. Без Вестбрука она осталась совершенно одна.
Через некоторое время Памела разогрела полуфабрикаты и налила себе огромный бокал бренди. Она боялась включить телевизор и увидеть репортаж о поимке лорда в Ватерлоо. Когда она нашла неиспользованные авиабилеты и две тысячи фунтов, которые оставил ей Вестбрук, то снова разрыдалась.
Всю поездку Вестбрук проспал, ссутулившись в углу вагона-купе. Никто не обратил на него внимания. Когда поезд прибыл на станцию «Ватерлоо», лорд, собрав последние силы в кулак, преодолел длинную платформу и добрался до стоянки такси. Приступ боли вынудил его присесть на пятнадцать минут. Затем, насквозь промокнув от пота, он поднялся и махнул таксисту, попросив отвезти его в Эндовер, находившийся в двух часах езды. Сперва водитель отказался брать Вестбрука, но при виде наличных тут же выскочил наружу и помог сесть в машину.
– Вы больны? – спросил таксист.
– Можно сказать и так. Мне только что вырезали аппендицит. – Он откинулся на сиденье, пораженный тем, что сумел добраться так далеко. – Когда только прибудем на место, эсквайр, разбудите-ка меня, и я проведу вас до сторожевой будки.
Вестбрук закрыл глаза. Он знал, что оттуда сможет пройти через ворота смотрителя и, возможно, осилить четверть мили до дому. Лорд слишком вымотался, не в силах даже открыть глаз, но всю поездку он считал в уме шаги, которые предстоит сделать от сторожевой будки до кухни и дальше – до главного зала и наверх по лестнице, до его спальни. Мыслями он перенесся в комнату, в которой провел детство. Вестбрука всегда пугала темнота восточного крыла, удаленного от прочих комнат. Родители уделяли ему мало внимания. Отец вряд ли когда проявлял теплоту и понимание. Мать временами старалась, но чаще была пьяна, а когда сын больше всего в ней нуждался, она уезжала на очередное светское мероприятие. Единственной любовью Вестбрука стал величественный дом, к которому он сейчас направлялся. Холлы, бальная зала, библиотека и сводчатый, расписанный вручную потолок его комнаты с пухлыми розовощекими херувимами, манящими его на небеса.