Лежа под легкой белоснежной простыней, он несколько раз пытался рассмотреть, что у него там внизу. Обе ноги были вроде бы на месте, но правая почему-то чудовищно распухла. Он попытался было пошевелить пальцами, но тут же потерял сознание.

Когда он пришел в себя, день уже клонился к закату, но рядом с его кроватью в старомодном деревянном кресле сидел… полковник Джек Рафферти. Все в том же затертом пиджаке спортивного покроя. Стойку с бутылкой для внутривенного вливания уже убрали, а на левой кисти вместо стальной иголки красовалась аккуратная повязка. Рафферти внимательно знакомился с каким-то досье, время от времени делая в нем карандашные пометки. Почувствовав на кровати легкое движение, он поднял глаза на Палмера.

Первое, что он сказал, было:

— Вот черт, значит, ты жив.

— А где… где Элеонора? — с трудом откашлявшись, хриплым голосом спросил Палмер.

— С ней все в порядке, не беспокойся. Сам-то как?

— Что у меня с ногой? — Он облизнул свои пересохшие губы.

Заметив это, полковник налил ему из графина воды, поднес к его губам. Тот сделал один глоток, чуть не захлебнулся, прокашлялся, сделал еще два глотка.

— Что у меня с ногой? — уже куда более отчетливо повторил он.

— Считай, что тебе крупно повезло. Ты, к счастью, оказался очень близко к пистолету. Ведь как только пули из «магнума» начинают «кувыркаться», они рвут человеческое мясо хуже, чем осколки гранаты. Твоя же прошла через малую берцовую кость, словно электродрель. Врачи аккуратненько заштопали все серебряными нитками, а бедренную артерию залепили то ли презервативом, то ли чем в этом роде. Во всяком случае, надежно. А что еще надо? Из тебя кровь хлестала, как из недорезанной свиньи, приятель. Три переливания крови, в том числе — моей. Зато теперь ты, как и я, почетный ирландец.

— Неужели мне так повезло?

— Кажется, именно это я и сказал парню из американского посольства. Он ушел отсюда где-то час тому назад. Хотя обычно ошивался здесь сутками.

— Где здесь?

— В Азоло. Тебя нельзя было перевозить.

— Где Элеонора?

Рафферти пожал плечами.

— Знаешь, твоя забота о Фореллене, похоже, не знает границ. Например, почему ты не спрашиваешь меня о нем? — Палмер закрыл глаза и покачал головой. Рафферти несколько минут терпеливо подождал, затем тихо спросил: — Ты спишь?

— Нет, не сплю.

— Так вот, Фореллен сейчас в Париже. ЦРУ собирается отправить этого говнюка в Сайгон. Поскольку там уже давно никто не обделывался, им наверняка требуется надежное прикрытие. — Полковник замолчал. — Ты как, в порядке?

— В принципе, можно так сказать.

— Знаешь, мне и в голову не могло прийти, что ты близко знаком с такими великими и неподражаемыми, как наш Г.Б. Я чуть в штаны не наложил, когда он заявился сюда со своим бессловесным кретином телохранителем. Они притащились сюда прямо из Вашингтона только для того, чтобы с тобой поговорить. Но ты пролил бальзам на мои раны: лежал, словно труп, и не смог поделиться с ним ни словом. Настоящий друг, ничего не скажешь.

— Баннистер? Ты имеешь в виду Гарри Баннистера?

— Вот именно. Его превосходительство был так взволнован, что даже счел возможным поделиться со мной кое-какими деталями о твоей маленькой секретной миссии, и это зная о моей ненависти к его поганой особе. Более того, теперь-то я и не сомневаюсь, что именно благодаря ему я до сих пор не получил звезду генерала! Ну и как тебе?

— Как одна из причин вполне годится.

— Но ты спутал все его планы, — вздохнув, продолжил Рафферти. — К его чудо-парню никто не пришел, не произнес трех волшебных слов, и он от горя покончил с собой.

— Кто, Г.Б.?

— Если бы. Такого удовольствия он мне, увы, не доставил. Это его чудо-парень принял какую-то чудо-таблетку и, не задерживаясь, отправился в мир иной. Теперь инструктировать его будет некому, разве что Святому Петру. Кстати, ты случайно не знаешь, этот Г.Б. хоть изредка беседует со Святым Петром?

— Постоянно.

— Так вот, тогда слушай официальную версию. В этих горах хозяйничают какие-то бандиты. Один из них подстрелил тебя, пытаясь украсть твою машину.

Carabinieri[104]преследовали его до самого северного перевала, где он застрелил еще двух туристов в американском «мустанге», который преспокойно сгорел себе дотла. Естественно, вместе с ними. Никаких следов. В Штаты удалось отправить только описания их зубных протезов… Кстати, я тебя случайно не утомляю?

— Да, утомляешь.

— Так или иначе, но нашему одинокому бандиту все-таки удалось ускользнуть. Да, тебе дважды в день звонили из Нью-Йорка. Я переговорил с одним из ветеранов по имени Гарри Элдер. Он сообщил, что два члена твоего Совета подали в отставку: один какой-то парень по имени Кинч, а второй — наш старый армейский приятель Эдди Хейген. — Джек заметил, как глаза Палмера заметно расширились. — Что, становится чуть поинтересней, разве нет?

— Нет.

— Гарри сказал, что ему был звонок из прокуратуры, после чего он тут же отложил слияние. На неопределенный срок. И организовал утечку об этом в прессу. Именно тогда-то наш Хейген и подал в отставку… Эй, сестра! Сестра! — закричал вдруг Рафферти.

Молоденькая монашка в голубом медицинском халате сунула голову в дверь.

— Si, prego?[105]

— По-моему, он умер, сестра.

Она подскочила к кровати, торопливо пощупала пульс на правой руке… Палмер медленно покачал головой.

— Loco,[106]— слабым голосом произнес он, указывая на полковника и слегка постукивая себя по виску.

Монахиня, нахмурившись, бросила на Рафферти сердитый взгляд и вышла из палаты.

— Где Элеонора? — упрямо повторил Палмер.

— В Трире. Вчера были похороны родителей.

Они замолчали. Палмер, закрыв глаза, пытался представить себе, что и как происходило в Трире: Элеонора, цветы, маленькая девочка, могила… Присутствовали ли там другие родственники? Вряд ли. Теперь она осталась совсем одна. И приложил к этому руку не кто иной, как именно он.

— Джек, не молчи, поговори со мной, — попросил он Рафферти. — Я не хочу лежать здесь и думать, думать, думать!

Полковник откинулся на спинку кресла.

— А говорить-то, собственно, больше не о чем. Врачи считают, что уже через неделю ты начнешь ходить на костылях. А где-то недельки через три-четыре прощай гипс. Хотя первые несколько месяцев жить тебе придется в, так сказать, щадящем режиме. У тебя ведь вместо ноги было одно сплошное месиво. Им надо будет убедиться, что все срослось как надо…