Между прочим, этот момент потенциально уже наступил. Исторические узловые моменты нельзя свести к хронологическим моментам. Хронологические моменты являются лишь внешним проявлением этих исторических узловых моментов и в действительности отбрасывают свою тень не только вперед, но и назад. Задолго до исторических переломов их контуры уже вырисовываются на горизонте, как бы маня к себе. Так что, те выборы, которые приходится неукоснительно делать в такие переломные моменты, по существу начинают делаться задолго до этого. Больше того, в самом процессе такого развивающегося выбора, частично предрешаются не только окончательный выбор, но и хронологический момент его исторической кристаллизации.

В конкретном случае нашей страны, такой процесс развивающегося выбора на первый взгляд представляется не только чрезвычайно трудным, но и опасным. Действительно, налицо нет под рукой готовой (хотя бы в общих контурах) модели на будущее. Если сделать беглый инвентарь имеющихся готовых моделей, то окажется, что налицо всего четыре такие модели: 1. Современная социалистическая модель навязанная нашей стране; 2. Современная западная капиталистическая модель так называемого «первого мира»; 3. Современные гибридные модели «третьего мира»; 4. Непосредственная предыдущая дореволюционная модель нашей страны. Конечно, это лишь весьма упрощенный перечень этих моделей, так как можно указать, например, что социалистическая модель является в свою очередь лишь ответвлением западной модели. Также можно было бы вспомнить и другие западные модели, корпоративного типа, которые в действительности являются в свою очередь ответвлениями социалистической модели. Да и гибридные модели «третьего мира», как и некоторые попытки создания таких гибридных моделей в русской эмиграции, тоже можно отнести к вариациям механических смесей западных моделей капитализма и социализма, с добавлением некоторых «фольклорных» элементов.

Определяющим моментом в процессе развивающегося выбора будущей после социалистической модели для нашей страны является соборное сознание, еще не выявленное достаточно ясно, что после отметания первой (социалистической) модели, следующие две модели тоже органически не подходят для нас. (Что отнюдь не должно помешать возможности применения тех или иных их составных элементов.) Последняя из перечисленных моделей, наша дореволюционная модель, тоже невозможна. Не только потому, что прошлое невозможно реставрировать, но и потому что в последнем этапе этого прошлого были вкраплены такие элементы, которые и привели к нашей катастрофе и которые на будущее необходимо полностью избегать.

Таким образом, остается лишь одна возможность: творческого создания собственной модели на будущее. Конечно, это труднее и сложнее, чем выбрать уже готовую модель, но, одновременно, это по существу гораздо лучше. Такое положение сильно напоминает аналогичные проблемы при преодолении Смутного Времени в 1613 году. На «Совете всея земли» тогда тоже пришлось: 1. Сперва полностью отмести иностранные альтернативы, которые до этого долго муссировались; 2. Творчески создать новые альтернативы, при соблюдении мудрейшего правила: максимального возврата на нашу исконную историческую почву, с максимально возможным сохранением наших преемственных, исторических корней. Таким образом, будущая модель для нашей страны должна явиться органическим развитием всех ее предыдущих моделей, начиная с Киевско-Новгородской Руси, и быть одновременно преодолением всех других сегодня существующих моделей. Преодолением, в смысле исторического прогресса и усовершенствования. Для этого у нас имеется существенное преимущество: наша еще живая великая духовная культура, исходя из коренных начал которой легко будет найти правильную ориентацию для нашего будущего.

Юрий Михайлович Кублановский (р. 1947) – поэт, публицист. В 1975 г. самиздат опубликовал его письмо «Ко всем нам» в связи с двухлетием высылки А.И. Солженицына. После этого печатался как поэт в изданиях Русского зарубежья. В 1982 г. вынужден был уехать из России. В Париже работал в газете «Русская мысль». Полемические материалы печатал и в журнале «Посев». На радио «Свобода» вел передачу о русской литературе «Вера и слово». В 1989 г. его имя вернулось в московскую периодику.

В обзоре юбилейного номера «Вестника РХД» он достойно продолжил ценную традицию медиакритики в журналистике Русского зарубежья, впрочем, известную еще по дореволюционной периодике и изданиям Москвы и Петрограда – Ленинграда 1920-х годов.

Первый в этом году, 152-й номер «Вестника РХД», естественно, юбилейный, – посвящен Тысячелетию Крещения Руси.

Тысячу лет назад – с принятием от Византии православия (напомним, однако, что христианский мир формально еще разделен не был, Владимир принимал и латинян «с любовью и честью») зародилось новое православное царство – одно из наиболее значительных и колоритных духовных и социальных образований в истории человечества. «Россия, – пишет в редакторском предисловии к “Вестнику” Н. Струве, – с православием сроднилась и без него немыслима. Нельзя не изумляться, сквозь века, сиянию русской святости /…/ но не менее – и сиянию русской православной культуры от митр. Илариона Киевского и Владимира Мономаха – до о. Павла Флоренского, Ахматовой и Солженицына».

Дошедшие до наших времен вещественные свидетельства говорят, что в первые века христианства на Руси люди жили в ощущении откровения свыше. Возник новый духовный тип, каких до этого не бывало: православный христианин, чье мирочувствование оказалось пропитанным специфическим религиозным лиризмом, мужеством – но некоего архангельского порядка. Это и поныне зримо являет архитектура до татарского ига: через века к нам явственно дошла ее светоносность. Вышеупомянутое мироощущение вошло во все сословия, пронизало толщу народную – отсюда и феномен не только русской святости, но и мученичества XX века – залога победы христианства в будущей выздоровевшей России.

Статья московского религиозного культуролога Виктора Аксючица «70 лет вавилонского пленения. К судьбам Русской Церкви» кардинально ставит вопрос о трагедии Церкви (и всего православия) после установления у нас в отечестве тоталитарной атеистической диктатуры. По Аксючицу, случившееся с Россией есть не просто «очередная» в истории социальная катастрофа. По его мнению, «коммунистический атеизм» носит отрицательно метафизический и, в общем, инфернальный характер. Но понято это было не сразу. Верно, замечает Аксючиц, что «в посланиях патриарха Тихона 1918 г. анафематствуются совершающие насилия и убийства, оскверняющие святыни, посягающие на церковное имущество. Но в них нет разоблачения природы атеистической идеологии как таковой, нет и квалификации сущности коммунистической власти /…/ Это всеобщее недопонимание природы коммунизма и было решающей причиной того, что духовные силы России оказались ослабленными, раздробленными и разгромленными поочередно». Аксючиц трезво смотрит на коллаборацию московских иерархов с режимом, он не ищет им умозрительных оправданий. И тем не менее: «Духовное преображение России может начаться только в духовном центре национальной души – русском Православии, русской Церкви». Но – «истина Православия хранится не в Московской Патриархии или Катакомбах, не в Американской, Европейской или Карловацкой Церквах. Полнота истины Русской Церкви – в соборном единстве всех ее членов».