— Доброе утро, сэр, — сказал тот, что сидел ближе всех.

— Доброе утро, — сказал Поль.

— Доброе утро, сэр, — сказал следующий.

— Доброе утро, — сказал Поль.

— Доброе утро, сэр, — сказал следующий.

— Заткнись, — сказал Поль.

Мальчик тотчас же извлек носовой платок и тихо заплакал.

— За что вы его так, сэр, — поднялся хор упреков. — Он у нас знаете какой чувствительный! А все валлийская кровь. Валлийцы, они такие обидчивые. Пожалуйста, скажите ему «доброе утро», а то он до вечера проплачет. Утро ведь и правда доброе, сэр.

— Тихо, — рявкнул Поль, и наступило недолгое затишье.

— Прошу прощения, сэр, — прозвенел голосок. Поль обернулся и увидел серьезного мальчугана с поднятой рукой. — Прошу прощения, сэр, но он, должно быть, накурился сигар, и теперь ему нехорошо.

— Тихо, — снова рявкнул Поль.

Все десятеро разом замолчали и молча уставились на учителя. Поль почувствовал, что безудержно краснеет под их изучающими взглядами.

— Прежде всего, — выдавил он из себя, — нам надо познакомиться. Как тебя зовут? — обратился он к мальчику на первой парте.

— Тангенс, сэр!

— А тебя?

— Тангенс, сэр, — ответил следующий ученик.

Поль так и обмер.

— Вы что, оба Тангенсы?

— Конечно нет, сэр. Тангенс — это я, а он просто валяет дурака.

— Хорошенькое дело. Это я валяю дурака! Прошу прощения, сэр, но Тангенс я, честное слово.

— Если уж на то пошло, — отозвался с последней парты Клаттербак, — то здесь есть один-единственный настоящий Тангенс, и этот Тангенс я. Все остальные — наглые самозванцы.

Поль совсем оторопел.

— Есть среди вас хоть кто-нибудь, кого зовут по-другому?

Тотчас же послышалось:

— Я не Тангенс, сэр.

— И я.

— Да я бы просто помер, если б меня так назвали.

Класс мгновенно раскололся на две группировки — на Тангенсов и не Тангенсов. Посыпались было и тумаки, но распахнулась дверь, и вошел капитан Граймс. Шум мигом стих.

— Решил, что вам может пригодиться эта штука, — сказал Граймс, вручая Полю трость. — И послушайте моего совета: неплохо бы их чем-то занять.

Он вышел, а Поль, крепко сжимая трость, принял вызов.

— Плевать я хотел, — сказал он, — на то, кого как зовут, но если кто-нибудь из вас хоть пикнет, то вы проторчите здесь до вечера.

— Мне нельзя до вечера, — сказал Клаттербак, — я иду на прогулку с капитаном Граймсом.

— Тогда я отделаю тебя этой тростью так, что ты своих не узнаешь. Ну а пока вы напишете мне сочинение на тему «Что такое невоспитанность». Тот, кто напишет самую длинную работу, получит приз — полкроны, независимо от ее качества.

С этого момента и до самого звонка в классе царила полная тишина. Поль, не расставаясь с тростью, мрачно глядел в окно. С улицы доносились крики прислуги — шла визгливая перебранка по-валлийски. К перемене Клаттербак исписал шестнадцать страниц и был удостоен обещанной награды.

— Ну как, трудно вам пришлось? — поинтересовался мистер Прендергаст, набивая трубку.

— Ничуть, — отвечал Поль.

— Вы счастливый человек. Меня же сорванцы совершенно не уважают, сам не знаю почему. Конечно, парик многое подпортил. Вы заметили, что я ношу парик?

— Нет, нет…

— А дети сразу заметили. Парик был моей роковой ошибкой. Уезжая из Уортинга, я вдруг решил, что выгляжу очень старым и не смогу из-за этого быстро устроиться на работу. Мне тогда исполнился сорок один год. Хорошие парики стоили целое состояние, вот я и решил выбрать подешевле. Потому-то он и выглядит так ненатурально. Кошмар! Я сразу понял, что совершил ошибку, но раз уж дети видели меня в парике, было поздно что-либо менять. Теперь они только и делают, что строят насмешки на этот счет.

— Я полагаю, что, если бы не было парика, они смеялись бы над чем-то еще.

— Пожалуй, вы правы. Пусть уж смеются над париком. Господи! Если бы не трубки, то просто не представляю, как бы я все это выдержал. А вы к нам какими судьбами?

— Меня отчислили из Скона за непристойное поведение.

— Ясно. Стало быть, как Граймса.

— Нет, — отрезал Поль. — Вовсе не как Граймса.

— Впрочем, не все ли равно как. Вот и звонок. Господи, опять этот дрянной человек взял мою мантию!

Прошло два дня. Бест-Четвинд уселся за орган и заиграл плясовую.

— А знаете, сэр, пятиклассники от вас в восторге.

Они с Полем расположились на хорах местной церкви. Это был их второй урок музыки.

— Ради всех святых, оставь инструмент в покое. Что значит — в восторге?

— А вот что. Сегодня утром Клаттербак стащил из кладовки банку ананасов. Тангенс его и спроси: «В столовой будешь лопать?» Тот отвечает: «Еще чего! Съем на пеннифезеровском уроке!» — «А вот и нет! — говорит Тангенс. — Конфеты или печенье — это еще куда ни шло, но ананасы — это уже безобразие. Из-за таких гадов, как ты, даже невредные учителя и то начинают черт знает что выделывать».

— Что же тут такого лестного?

— Лично я первый раз слышу, чтобы об учителях так хорошо отзывались, — сказал Бест-Четвинд. — Можно еще разочек псалом сыграть?

— Нельзя, — сказал Поль.

— Нельзя так нельзя, — согласился Бест-Четвинд. — А вы Филбрика помните? Загадочный тип, правда?

— Это точно, — сказал Поль.

— Дело даже не в том, что он никудышный дворецкий. Слуги у нас здесь один другого хуже. Просто, похоже, он вообще никакой не дворецкий.

— А кто же он тогда?

— Вот и я про это — вы встречали дворецких с алмазными булавками в галстуках?

— Не приходилось.

— Мне тоже. А у Филбрика есть и булавка и кольцо. С большущими бриллиантами. Он их Брюксу показывал. А Брюкс нам рассказал. Филбрик говорит, что до войны он мерил изумруды и алмазы стаканами, а ел только на золоте. Мы решили, что он русский князь в изгнании.

— Русские, вообще-то, не стесняются своих титулов. Да и непохож он на иностранца.

— Мы тоже так сначала думали, но потом Брюкс сказал, что перед войной в наших школах появилось много русских. А теперь, — продолжал он, — я все-таки поиграю. В конце концов, мамаша платит за это пять гиней в семестр.

Глава 6. Испытание

В тот день Поль сидел в учительской у камина в ожидании звонка к чаю и вдруг поймал себя на том, что думает о проведенной здесь неделе и о том, что, вопреки всем его предчувствиям, жизнь оказалась вполне сносной. По словам Бест-Четвинда, пятиклассники были от него в восторге. Может быть, «в восторге» и сильно сказано, но между учителем и учениками с первых уроков действительно установилось неплохое взаимопонимание. Когда Полю нужно было написать письмо или хотелось почитать, дети охотно предоставляли ему