— Тебе всегда не везло на девушек, — не удержалась от подколки Лиз. — Еще со времен Грайна. Ты просто притягиваешь к себе… вот таких вот… навязчивых и не совсем адекватных.

Егор фыркнул и поддавшись порыву, обхватил Лиз за талию и перетянул с подлокотника к себе на колени.

— Один раз повезло…

— Гардов, Гардов… — Лиз широко улыбнулась и покачала головой, устраиваясь поудобнее. — Лестью ты ничего не добьешься.

Это была плохая идея. Очень плохая идея — проводить так много времени в одном помещении с Егором Гардовым. Наедине. И пусть почти все это время они были заняты каждый своим делом и редко когда их разговоры выходили за рамки расследования, но… Лиз понимала, что… все это было плохой идеей.

Чувства, которые, как она думала, давно прошли, которые она похоронила так глубоко в своей душе еще шесть лет назад…

Лиз старалась не думать об этом. Ей нужно было работать. Убийца находился на свободе, и кто знает, быть может, в этот самый момент, он планирует новое преступление или даже совершает его. Но не получалось. Совсем не думать не получалось.

Он был рядом. Все время. И все чаще и чаще Лиз ловила себя на том, что наблюдает за Егором. Смотрит не в документы, которые сама же и вызвалась изучить, а на Гардова. Сравнивает его сегодняшнего с тем образом, который долгие годы хранила в своей памяти. И это сравнение ей не нравилось.

— В Грайне все было намного проще, правда? Понятнее как-то. Тогда от наших действий не зависели ничьи жизни.

Егор потянулся и снял с нее домашние туфли. Отбросил их в сторону, принялся разминать ступни. И Лиз, непроизвольно дернувшаяся поначалу, блаженно прикрыла глаза.

Рука Гардова скользнула чуть выше, к колену, погладила ногу через тонкую ткань домашних брюк.

— Прекрати.

— Ммм? — прекращать он не собирался. Чуть наклонил голову, почти касаясь носом ее шеи, легонько подул, вызывая толпы мурашек. — Тебе же нравится.

— Не думала, что ты помнишь…

— Никогда не жаловался на память. Ты вкусно пахнешь.

— Это шампунь.

Егор не ответил. Молчала и Лиз, тихонько млея в его объятиях. Сколько раз они сидели вот так вот в ее комнате в общежитии Грайна? В тишине, в полном согласии. И эти воспоминания были для Лиз куда более ценны, чем… яркие минуты их близости. Эта мысль заставила Лиз встрепенуться. Нет, нельзя снова поддаваться на очарование Егора Гардова. Нельзя. Они попытались один раз и ничего не вышло. А наступать второй раз на те же грабли — увольте, Лиз на это не подписывалась.

— Ты поддерживаешь связь с кем-нибудь из наших?

Егор пожал плечами, продолжая выводить одному ему известные узоры на ее коленке. Отпускать Лиз он не собирался, а она сама, несмотря на все свои трезвые мысли, даже попытки высвободиться не сделала.

— У меня неплохие отношения со старшим Ландье. Мы несколько раз пересекались во время операций. С Жаном созваниваемся время от времени, но встречаться часто не получается. Со Стасом видимся где-то раз в месяц, иногда реже. Из наших, наверное, все. А так… — Егор пожал плечами, — пару раз виделся с Марленой. Не могу сказать, что у нас теплые дружеские отношения, но поговорить пару минут и не наброситься друг на друга с кулаками, мы в состоянии.

— Да-а-а, — с улыбкой протянула Лиз. — Ты куда более общителен, чем я. За шесть лет, я ни с кем из бывших однокурсников даже по телефону не говорила, за исключением Стаса и Светы. Кто бы мог подумать… — Лиз говорила что-то еще, что-то относительно того, что совместное обучение сближает, но Егор уже не слушал ее.

Он пытался сосредоточиться на неясной мысли, какой-то догадке…

— Воркуете, голубки? — Роан Шермер неслышно вошел в комнату и скептически уставился на сладкую парочку в кресле.

— Пап! — Лиз сделала попытку вскочить с колен Егора, но он ее не отпустил.

— Роан.

— Я смотрю, вы не слишком напрягаетесь. А меж тем, у нас по Гардинере ходит убийца. И вероятнее всего, он уже выбрал новую жертву.

— Что-то стало известно? — Егор все же отпустил Лиз и встал сам.

— Ничего. Твои парни землю роют, проверяют всех, кто так или иначе засветился в этом деле, но ничего, — Шермер мотнул головой.

— Фэй?

— Не нашли.

Егор вздохнул и отвернулся к окну.

— Она интуит.

— В Гардинере много интуитов. Всех не спрячешь.

— Знаете, — Лиз прошлась по ковру, приблизилась к доске, на которой были развешены фотографии жертв, — мне кажется, что мы изначально не так подошли к этому делу. Мы все пытаемся понять, кто, а стоило бы задуматься над тем — зачем? Зачем он их убивает? Чего пытается добиться? Что доказать?

— Доказать? — Роан передернул плечами. — А мжет, ничего ему доказывать не надо? Он убивает, потому что может убивать или не может иначе.

— В любом действии есть смысл, — задумчиво произнесла Лиз. — Даже если на первый взгляд это и не так. А еще я заметила кое-что… — она отвлеклась от разглядывания фотографий и обернулась. Окинула взглядом отца, посмотрела на Егора, улыбнулась немного застенчиво. — Я сразу не придала этому значения, но когда ты заговорил о том, что всех этих людей должно что-то связывать, я подумала…

— О чем?

— Университет. Все жертвы, так или иначе имели отношение к университету.

— В каком смысле? — Роан нахмурился.

— Я знаю, что объединяет все наши жертвы… — Лиз снова обернулась к фотографиям. — Они все имели отношение к Гардинерскому университету. Трое работали там, в разное время и на разных должностях. Двое были студентами сейчас. И все… поголовно все погибшие интуиты — оканчивали именно Гардинерский университет! В разное время они все были в университете. И даже ваш Фэрт. Он читал там лекции.

— Так себе совпадение, — скептически произнес Егор. — Все эти люди могли быть незнакомы друг с другом. Посмотри. Пятая жертва-интуит и первая учились в университете с разницей в семь лет. Шестая — так и вовсе имела отношение к университету десять лет назад. И остальные тоже. Разные должности, разные способности, и учились они в разное время. Только двое могли пересекаться. Нет, это не связь.

— И, тем не менее, больше у нас ничего нет. Университет — это единственное, что у них общее.

Боль. Она стала ее постоянным спутником. Поселилась внутри, ощетинилась сотнями длинных иголок. Обжигающе горячими лентами оплела тело. Кости крошились, кожа и мышцы плавились, волосы и те болели. Иногда ей удавалось немного отрешиться от боли. Нет, она не уходила насовсем, лишь отступала, сворачивалась внутри тела шипастым комком. И тогда Фэй прикрывала глаза, осторожно выдыхала и тихонько всхлипывала. В такие моменты она вспоминала. Маму и отца. Их маленькую квартирку в старом панельном доме, пропахшую выпечкой. Мама любила печь. Печенья, пироги, ватрушки с творогом вот ей особенно удавались. И каждое воскресенье, когда маленькой Фэй не надо было в школу, а у родителей был выходной, мама вставала рано, тихонько хозяйничала на кухне, а они с отцом просыпались от чудеснейшего запаха, распространявшегося по квартире. Потом был завтрак. Сонный. Не всегда вкусный, поскольку частенько воскресные утра в их семье начинались с овсянки, но заканчивались они всегда одинаково — ароматным горячим чаем и выпечкой.