Он достал из куртки пачку папирос, вытряхнул несколько штук на стол и щелчком подтолкнул пачку к Маккалему. Тот неторопливо допил свой пунш и налил себе еще. Баярд закурил, осушил стакан и потянулся за бутылью.

— У тебя ужасный вид, парень, — повторил Маккалем.

— Просто трезвый, вот и все, — таким же ровным голосом отвечал Баярд. Положив дымящуюся папиросу на край стола, он сделал себе еще стакан пунша. Потом поднял стакан, но пить не стал, а, подержав его некоторое время возле носа, кожа которого у основания ноздрей от напряжения натянулась и побелела, отстранил от себя и твердой рукой вылил содержимое на пол. Маккалем спокойно смотрел, как он налил полстакана чистого виски, плеснул в него воды и опрокинул себе в рот.

— Я чертовски долго был добродетельным, — громко сказал он и принялся говорить о войне. Не о сражениях, а о жизни, населенной юношами, подобными падшим ангелам, и о сверкнувшем как метеор неистовстве этих падших ангелов, что мечутся между небом и адом, попеременно причащаясь рокового бессмертия и бессмертного рока.

Маккалем сидел и молча слушал, спокойно прихлебывая виски, которое явно не оказывало на него никакого действия, словно он пил молоко, а Баярд продолжал говорить и вскоре без всякого удивления обнаружил, что начал есть. Бутыль уже более чем наполовину опустела. Негр принес закуску и не моргнув глазом выпил свою порцию неразбавленного самогона.

— Будь у меня корова с таким молоком, теленку ничего бы не доставалось, а я никогда не сбивал бы масло, — сказал он. — Спасибо, мистер Маккалем, сэр.

Потом он ушел, а голос Баярда по-прежнему заполнял собою каморку, вытесняя запах сваренной наспех дешевой еды и пролитого виски призраками чего-то пронзительного и взвинченного — словно истерика, словно вспышка падающих метеоритов на темной сетчатке вселенной. Потом опять послышался легкий стук, и в дверь просунулась яйцевидная голова хозяина, который посмотрел на них добрыми горячими глазами.

— Вам ничего не надо, джентльмены? — спросил он, потирая руки о ляжки.

— Заходи и выпей, — сказал Маккалем, мотнув головой в сторону бутыли. Хозяин смешал пунш в своем немытом стакане, выпил и, изумленно округлив глаза, стал слушать рассказ о том, как Баярд с одним австралийским майором и двумя девицами как-то вечером сидели в холле отеля на площади Лестер[63] (куда военным ходить запрещалось, и анзак[64] потерял два зуба и свою девицу, а сам Баярд заработал фонарь под глазом).

— Господи, ну и буяны же эти авиаторы. Однако мне пора обратно в зал. Нынче не побегаешь, так, пожалуй, и на жизнь себе не заработаешь, — сказал он и снова выскочил из комнаты.

— Да, я чертовски долго был добродетельным, — хрипло проговорил Баярд, глядя, как Маккалем наполняет стаканы. — Единственное, на что годился Джонни, — это не давать мне закиснуть в какой-нибудь дыре. В паршивой дыре, где две старые бабы день и ночь меня пилят и где только и дела, что на черномазых страх нагонять. — Он выпил и, обхватив рукою стакан, поставил его на стол. — Проклятый толсторожий немец. Впрочем, Джонни никогда толком летать не умел. Я уговаривал его не подниматься в воздух на этой треклятой хлопушке.

Он грубо выругал своего покойного брата, снова поднял стакан, но на полдороге ко рту остановился.

— Куда, к черту, делось мое виски?

Маккалем вылил остатки виски в стакан Баярда, тот выпил, хлопнул толстым стаканом по столу, встал и, шатаясь, прислонился к стене.

— Я все время старался помешать ему взлететь на этом «кэмеле». Но он пустил в меня очередь. Прямо над моим носом.

Маккалем тоже поднялся.

— Пошли, — спокойно сказал он и хотел было взять Баярда под руку, но тот увернулся. Они пересекли кухню и пошли через длинный, как туннель, зал. Баярд довольно твердо держался на ногах, и хозяин кивнул им из-за стойки.

— Заходите, джентльмены, заходите.

— Ладно, Дикон, — отвечал Маккалем.

Баярд пошел дальше. Когда они проходили мимо фонтанчика с содовой, к нему обратился молодой адвокат, стоявший рядом с каким-то незнакомцем:

— Капитан Сарторис, познакомьтесь с мистером Брэттоном. Грэттон прошлой весной воевал в Англии.

Незнакомец обернулся и протянул руку, но Баярд невидящим взором посмотрел на него и так стремительно двинулся вперед, что тот невольно попятился, чтобы Баярд не сбил его с ног.

— Черт бы его побрал, — пробормотал он в спину Баярду.

Адвокат схватил его за руку.

— Он пьян, — торопливо зашептал он. — Пьян.

— Плевать я хотел! — громко сказал Грэттон. — Какой-то паршивый лейтенантишка воображает, что…

— Тс-с, — прошипел адвокат.

Хозяин испуганными круглыми глазами смотрел на них из-за ящика со сладостями.

— Джентльмены, джентльмены! — лепетал он.

Незнакомец в ярости двинулся к Баярду, и тот остановился.

— Подожди, я сейчас разобью ему рожу, — сказал он, обернувшись к Маккалему.

Незнакомец оттолкнул адвоката и шагнул вперед.

— Тебе еще и во сне не снилось… — начал он.

Маккалем легким, но твердым движением взял Баярда под руку:

— Пошли, парень.

— Я должен разбить его мерзкую рожу, — заявил Баярд, тупо уставившись на разъяренного незнакомца.

Адвокат снова вцепился в своего приятеля.

— Убирайтесь, — сказал незнакомец, отталкивая его. — Пусть он только попробует. Ну, валяй, сопляк несчастный.

— Джентльмены, джентльмены! — жалобно скулил хозяин.

— Пошли, парень, — сказал Маккалем. — Мне надо посмотреть одну лошадь.

— Лошадь? — повторил Баярд и послушно пошел за ним, но тут же остановился и, обернувшись к незнакомцу, сказал: — Сейчас я не могу разбить тебе рожу. Очень жаль, но мне надо посмотреть лошадь. Попозже загляну к тебе в гостиницу.

Но незнакомец повернулся к нему задом, а адвокат, стоя у него за спиной, подмигивал и делал знаки Маккалему:

— Ради бога, уведите его, Маккалем.

— Ладно, я еще успею разбить ему рожу. К сожалению, не могу разбить твою рожу, Юстас, — обратился он к адвокату. — Нас еще в школе учили: никогда не соблазняй дуру и не бей калеку.

— Пошли, пошли, — твердил Маккалем, увлекая Баярда к выходу.

У дверей Баярд опять остановился, закурил папиросу, и они вышли на улицу. Было уже три часа, и они снова попали в самую гущу выходивших из школы ребятишек. Баярд держался довольно прямо и несколько воинственно. Вскоре Маккалем свернул в боковую улицу, они миновали несколько негритянских лавок и, пройдя между работающей мукомольней и молчавшей хлопкоочистительной фабрикой, свернули в переулок, где стояли на привязи лошади и мулы. В конце переулка слышался стук молота по наковальне, и в дверях кузницы, возле которых стояла на трех ногах терпеливая лошадь, вспыхивало красноватое сиянье. Миновав кузницу и группу мужчин, сидевших на корточках в тени под стеной, они добрались до ворот, запиравших темный кирпичный туннель, из которого резко пахло