Грибоедов рассказывает в своих записках, что гарнизон Сигнаха сдался сам и что тогда мятежники раздели солдат донага, пустили бежать в разные стороны и перестреляли, как дичь; коменданта они изрубили в мелкие куски, сначала отрезав ему язык и заставив проглотить его.

Горькая участь постигла и стоявший в деревне Кагобети пятый эскадрон Нарвского полка с командиром его полковником Мартыновым. Мартынов успел спасти только штандарт, с которым ускакал один унтер-офицер, а сам, запершись в башне с семнадцатью драгунами, защищался до тех пор, пока не получил смертельную рану. В деревне Кадоло команда из восьмидесяти егерей девятого полка спаслась только тем, что пробилась к небольшой крепости, находившейся в самом конце деревни. Здесь она защищалась двадцать три дня, питаясь во все это время только одной сырой пшеницей.

Быстрота, с какой разлился пламень бунта во всем Телавском уезде, поражала неожиданностью, и все отряды, посланные на выручку к Телави, понесли более или менее значительные потери. Началось с того, что шедший из Сигнахского уезда донской казачий полк, под командой есаула Кузнецова, наткнулся в лесах на огромные толпы мятежников и был совершенно разбит ими, так что Кузнецов едва успел спасти полковые знамена, с которыми и ускакал в Сагареджио. Почти в то же время три роты егерей под командой майора Вронского, подходя к Телави, были атакованы сильнейшим неприятелем, и хотя пробились под перекрестным огнем через весь форштадт и вступили в крепость, но понесли значительные потери.

Еще неудачнее были действия третьего отряда, направленного из Сагареджио в составе двухсот восьмидесяти спешенных нарвских драгун под командой майора Есипова, и 4 февраля, буквально под самыми стенами Телави, Есипов был убит, а из числа его драгун только сто двадцать человек – без офицеров – проникли в город, и то лишь при помощи отчаянной вылазки, сделанной из крепости.

Ободренные успехами, мятежники перенесли военные действия в Сигнахский уезд и напали на селение Бодбисхеви, где находился целый батальон Кабардинского полка под командой подполковника Степанова. Целый день с утра и до позднего вечера сражался Степанов посреди селения, объятого пламенем, но, потеряв двух офицеров и двести двенадцать человек из одного батальона, не мог удержать за собой позицию и ночью отступил к посту Кара-Агач. Вся полковая канцелярия погибла тогда в пламени, а вместе с ней сгорел и подлинный рескрипт императора Павла, пожалованный Кабардинскому полку на мальтийское знамя за поражение аварского хана на речке Иоре.

В Кара-Агаче Степанов нашел роту егерей и два эскадрона Нижегородского полка, к которым в тот же день подоспели еще две роты кабардинцев под командой князя Орбелиани. Несмотря на силу русского отряда, мятежники обложили пост и пошли на приступ. И хотя нападение их было отбито, однако же блокада продолжалась двенадцать дней, и люди все это время питались одним ячменем, заготовленным для лошадей Нижегородского полка.

В таком положении были дела, когда сам областной начальник Портнягин, застигнутый восстанием врасплох в деревне Сагареджио, где находился штаб Нарвского полка, успел собрать кое-как до ста пятидесяти конных драгун и укрепился с ними на площади. Это было все, чем мог располагать генерал в данную минуту, а между тем получено было известие, что главные силы мятежников идут на Сагареджио. И действительно, едва Портнягин распорядился, чтобы из лазарета, стоявшего в поле, больные были перевезены в вагенбург, как лазарет уже пылал, и мятежники под предводительством князя Кабулова явились на лесистых высотах перед селением. Это было 6 февраля. Целую ночь шла перестрелка, а к рассвету инсургенты спустились к самой деревне и стали готовиться к штурму. Опасность для драгун возросла, у них уже были ранены до двадцати пяти человек и множество лошадей. Но в это самое время вдали послышался барабанный бой, и скоро на высотах показались две роты херсонских гренадеров, направленные сюда форсированным маршем из Тифлиса, под командой майора Бухвостова.

Появление их заставило князя Кабулова отойти от Сагареджио. Но и Портнягин мог воспользоваться присутствием пехоты только затем, чтобы отступить к Тифлису. Истребив все тяжести за невозможностью их взять с собой, драгуны вышли пешком, ведя в поводу лошадей, которых оставалось в полку втрое более, нежели нижних чинов. Неприятель, удерживаемый пехотой, преследовал слабо, и отряд благополучно добрался до Тифлиса, потеряв около тридцати человек убитыми и ранеными.

В Тифлисе между тем возникла паника, и князь Орбелиани писал к Паулуччи, что не отвечает за безопасность города, так как лезгины джигитуют уже на Авлабаре, в самом предместье столицы. Все ожидали, что мятежники пойдут прямо на Тифлис. Хотя, к счастью, этого не случилось, но обстоятельства от того не выиграли, так как восстание распространилось на весь Ананурский уезд и охватило даже Осетию.

Стоявших в Кахетии войск оказывалось недостаточно, чтобы подавить народный мятеж, и потому на подкрепление к ним отправлены были из Тифлиса – батальон херсонских гренадеров, под командованием полковника Тихановского, а из Картли – батальон Грузинского полка, под начальством подполковника Ушакова. Из Гортискара также выступил капитан Сагинов с тремя ротами пехоты и одним орудием. Но по дороге к Душету последний отряд был встречен мятежниками и, потеряв в жаркой схватке Сагинова, получившего тяжелую рану, расстроенный, вынужден был отступить назад к Гортискару.

Мятежники торжествовали этот успех, как громкую победу. Но посреди их ликований, 12 февраля, Ушаков внезапно подошел к Душету, взял его штурмом, захватил Ананур и тут же повесил одного из главных зачинщиков восстания. Энергичные действия Ушакова немедленно принесли свои плоды: целые деревни одна за другой стали являться с покорностью, и бунт в этом уголке Кахетии затих.

В таком положении были дела, когда 21 февраля Паулуччи, прибыв в Тифлис, узнал, что отряды, стоявшие в Кара-Агаче и Телави, находились в крайней опасности, окруженные мятежниками, а что в последнее время, уже более пятнадцати дней, о них даже не было никаких известий. Главнокомандующий тотчас усилил Тихановского батальоном Тифлисского полка и приказал ему действовать с возможной энергией. Тихановский с боя овладел переправой через речку Иору, взял приступом селение Хошму и наголову разбил князя Кабулова с главными силами мятежников. Дорога к Телави были открыта.

Перед рассветом к отряду прибыл сам главнокомандующий в сопровождении многих грузинских князей. Здесь, на этой позиции, получено было ими известие, что турки, пользуясь смутным положением Грузии, задумали обратно отнять Ахалкалаки. Оказалось даже, что кахетинцы сами просили помощи у ахалцихского паши, и Шариф рассчитывал, что более благоприятного времени для возвращения Ахалкалаков уже не будет. И если бы действительно ему удалось овладеть этой крепостью, прикрывавшей всю Кахетию, путь в Барчалы и даже в сам Тифлис был бы для него совершенно открыт, так как все русские войска разосланы были для усмирения мятежа. 21 февраля, в тот самый день, когда маркиз Паулуччи приехал в Тифлис из Карабага, Шариф с пятитысячным войском уже штурмовал Ахалкалаки, но после жестокого боя был отражен с огромными потерями.

В то же самое время русские силы потребовались и на границах Карсского пашалыка. Дело в том, что предприимчивый магазбердский владелец Карабек, уже известный убийством эрзерумского сераскира, отложился от карсского паши и стал во враждебные отношения и к Персии, и к Турции, так как владения его лежали на рубеже этих двух государств. Паулуччи воспользовался обстоятельствами, чтобы войти с Кара-беком в сношения, и, когда карсский паша выслал против него войско, Лисаневич, прикрывавший в то время Бомбакскую и Шурагельскую провинции, немедленно отправил к нему под командой майора князя Севарсамидзе батальон Тифлисского полка в двести штыков, при семидесяти казаках. 24 февраля батальон соединился с Кара-беком и при деревне Паргите атаковал турецкое войско. Ожесточенный бой длился более четырех часов. Турки оборонялись мужественно и даже выбитые штыками из своих укреплений пытались держаться еще в самой деревне, но орудийный огонь и пожар, охвативший селение, заставили их наконец обратиться в бегство. Во время рукопашного боя тифлисцы отбили у турок три знамени. Потеря русского отряда состояла из тридцати девяти человек, и в числе раненых был и сам Севарсамидзе.