– Семья? Так ты женился?

– Еще как! Помнишь малютку Мег Гамильтон? Я приходил с ней на танцульки в колледже. Мы поженились, когда я был на последнем курсе. Теперь у нас пятеро детей и шестой на подходе.

Зигфрид поперхнулся виски.

– Пятеро детей! Побойся Бога, Стьюи!

– Так это же чудесно, Зигфрид! Наверное, ты удивляешься, как мы вообще существуем. Объяснить это я тебе не могу. Сам не понимаю. Но как-то справлялись и были счастливы. А теперь, думается, все будет хорошо. Пару месяцев назад я прибил свою дощечку в Хенсфилде, и дела идут хорошо. На прожитие хватает, а больше-то и не надо.

– Хенсфилд? – повторил Зигфрид, и мне представился угрюмый город, типичный для Западного Райдинга, – облезлые кирпичные джунгли, щетинящиеся фабричными трубами. Совсем другой Йоркшир. – Полагаю, работаешь ты с мелкими животными, – добавил Зигфрид.

– Угу. Снискиваю свой хлеб насущный почти исключительно тем, что отделяю местных котов от их причиндалов. Благодаря мне хенсфилдские кошечки могут гулять по улицам, не опасаясь покушений на их добродетель.

Зигфрид засмеялся и поймал за локоть единственную официантку этого заведения, пробегавшую мимо. Она обернулась, сердито хмурясь, готовая поставить нахала на место, но, едва взглянув на него, улыбнулась:

– Что угодно, сэр?

Зигфрид, не выпуская ее локтя, несколько секунд вглядывался в ее лицо, а потом сказал невозмутимо:

– Вы не будете столь любезны принести нам три большие стопки виски, а потом повторить заказ, едва заметите, что мы его допили. Можно вас об этом попросить?

– Ну конечно, сэр, конечно! – Официантке было за сорок, но покраснела она, как юная девушка.

Подбородки Стьюи задрожали от беззвучного смеха.

– Старый ты прохиндей, Фарнон! До чего приятно видеть, что ты совсем не изменился.

– Правда? Так это же хорошо, а?

– И самое странное, что ты, по-моему, и не стараешься вовсе.

– Не стараюсь? В каком смысле не стараюсь?

– А, ладно! Забудем. Вот и виски.

Стопки наполнялись снова и снова, а они говорили, говорили, говорили. Я помалкивал и только слушал, погруженный в сладкую эйфорию, и каждую вторую свою стопку незаметно придвигал к Стьюи, а он мгновенно небрежным поворотом кисти осушал ее.

Зигфрид повествовал о собственных успехах, и меня поразило, насколько Стьюи была чужда зависть. Толстяк с искренней радостью слушал про быстро растущую практику, про красивый старинный дом, про необходимость обзавестись помощником. Зигфрид, когда рассказывал мне о своих студенческих днях, описывал Стьюи как «полноватого», но теперь он был просто жирен, несмотря на нелегкую жизнь. И я слышал от Зигфрида про это пальто «с военно-морским» ворсом, которое в колледже служило ему единственной защитой от капризов погоды. Вряд ли оно и тогда выглядело особенно элегантным, но теперь, безусловно, являло собой жалкое зрелище, почти лопаясь по швам под давлением тела, раздавшегося в ширину.

– Послушай, Стьюи… – Зигфрид неловко повертел стопку в пальцах. – Я уверен, что в Хенсфилде у тебя все будет в порядке. Но если что-то все-таки не задастся, надеюсь, ты не постесняешься обратиться ко мне. До Дарроуби ведь не так уж далеко, сам знаешь. Собственно говоря… – Он умолк и сглотнул. – У тебя сейчас все в порядке? Если несколько фунтов могли бы помочь, так они у меня найдутся.

Стьюи опустошил минимум десятую стопку и посмотрел на старого друга с мягкой благожелательностью:

– Доброе у тебя сердце, Зигфрид, старина, но, спасибо, нет. Я же сказал, на жизнь нам хватает, и все будет хорошо. Но я благодарен тебе. Ну, да ты всегда был добрым. Странноватым, но добрым.

– Странноватым? – с интересом повторил Зигфрид.

– Да нет, не то слово. Не странноватым, а непохожим. Вот именно: чертовски ни на кого не похожим.

– Непохожим? – осведомился Зигфрид, проглатывая виски так, словно оно давно утратило всякий вкус. – Тут ты ошибаешься, Стьюи. Ошибаешься!

– Выбрось из головы! – сказал Стьюи и потянулся через столик, чтобы похлопать старого друга по плечу, но промахнулся и сбил котелок у Зигфрида с головы. Он покатился под ноги субъекта за соседним столиком.

До этого я замечал, как этот джентльмен вдруг стремительно выбегал вон, а затем медленно возвращался, вновь утыкался в свою газету и возобновлял атаку на пирожки и пиво. Теперь он поглядел вниз, на котелок. Его лицо выражало глубокую горесть и разочарование, рожденные избытком пива и полупрожеванной свинины, а также неудачными ставками. Он судорожно пнул котелок, и лицо у него сразу посветлело.

Котелок с глубокой вмятиной взмыл в воздух прямо к Зигфриду, который поймал его и водворил на голову с невозмутимым апломбом. Казалось, это происшествие его ничуть не рассердило, – видимо, поступок нашего соседа показался ему вполне естественным.

Мы встали, и я слегка удивился тому, что все вокруг слегка закачалось и затуманилось. А когда все пришло в норму, меня ждала еще одна неожиданность: большой бар был почти пуст. Пиворазливочные аппараты бармен укрыл белыми тряпками. Официантки собирали со столиков пустые кружки и стопки.

– Стьюи, – сказал Зигфрид, – скачки кончились. Ты понимаешь, что мы проболтали тут больше двух часов?

– И хорошо отвели душу. Куда лучше, чем отдавать заработанные тяжким трудом медяки всяким акулам-букмекерам. – Стьюи ухватился за край столика и несколько секунд отчаянно моргал.

– Вот только одно, – сказал Зигфрид. – Мои друзья. Я привез их сюда, и они, наверное, удивляются, куда я пропал. Знаешь что? Пойдем, я тебя с ними познакомлю. Они поймут, когда узнают, сколько лет мы не виделись.

Мы кое-как добрались до лож. Никаких следов генерала и прочих. В конце концов мы отыскали их на автостоянке возле «ровера» и были встречены без единой улыбки. Почти все машины уже разъехались. Зигфрид направился к ним уверенной походкой, помятый котелок был лихо сдвинут набок.

– Простите, что оставил вас так надолго, но произошло настоящее чудо. Позвольте представить вам мистера Стьюарта Брэннана, коллегу и моего дорогого друга.

Четыре холодных взгляда обратились на Стьюи. Его широкое мясистое лицо было даже краснее обычного, и он ласково улыбнулся росистыми от пота губами. Я заметил, что пальто с военно-морским ворсом он застегнул не на те пуговицы: вверху виднелась пустая петля, а одна пола была заметно выше другой. В результате это тесное, натянутое до предела одеяние выглядело еще нелепее.

Генерал сухо кивнул, полковник, казалось, скрипнул зубами, дамы совсем оледенели и отвели глаза.

– Да-да, конечно, – буркнул генерал. – Но мы ждем тут уже довольно давно и хотели бы отправиться домой. – Он выставил подбородок, и его усы ощетинились.

Зигфрид небрежно взмахнул рукой:

– Разумеется, разумеется, непременно. Сейчас же и поедем. – Он обернулся к Стьюи. – Ну, до скорого, мой мальчик. Надо повидаться не откладывая. Я тебе позвоню.