Все другие претензии генерального директора МИДа к «Нативу» были в том же духе. И в то время, и после у меня были хорошие отношения с ним. Он просто положился на материал, который подготовили ему чиновники МИДа. Качество материалов МИДа, относящихся к «Нативу», никогда не отличалось высоким уровнем.

Не менее убогим было выступление заместительницы директора Моссада. Она пришла на обсуждение абсолютно неподготовленной, не зная элементарные факты взаимоотношений между «Нативом» и Моссадом. Почти на каждый вопрос и на мои контраргументы и приводимые мной факты она отвечала «я не знаю», «я этого не знала», «я с этим материалом не знакома». Мне просто было стыдно, что так представляют в парламентской комиссии такую серьезную и уважаемую организацию.

Ами Аялон, бывший тогда директором Службы безопасности, сказал: «Определите эту организацию, как вы считаете необходимым, а мы будем действовать в отношениях с ней согласно этому определению». В закрытом заседании, о засекреченной части отчета, работники Службы безопасности просили меня отказаться от обсуждения одной темы. Нашим ответом мы опровергали одну из главных претензий Службы к нам, доказывая, что нарушение правил и инструкций были со стороны работников Службы безопасности, а не работников «Натива». Поскольку речь шла о совершенно секретной и довольно чувствительной теме, из-за опасения утечки информации я снял вопрос и наши возражения с обсуждения.

В сущности, не было никакого серьезного обсуждения, ни отчета Государственного контролера, ни нашего ответа на отчет. Никто даже не пытался вникнуть в суть этих документов. Уже на первом заседании председатель Комиссии Кнессета по Государственному контролю, прерывая обсуждение, каждые пять минут спрашивал меня, какие выводы я собираюсь сделать из отчета Государственного контролера. Я резко прервал его и сказал ему довольно грубо: «Вы сначала выслушайте до конца, постарайтесь понять, а потом задавайте вопросы. Нечего спрашивать, не имея понятия, о чем вы спрашиваете». Сразу же после первого заседания он громогласно заявил средствам информации, а так ли уж нужна деятельность «Натива». Было совершенно ясно, что единственное, что интересует его, – это чтобы его имя попало на первые страницы газет и заработать на этом личный политический капитал. Когда его слова были опубликованы, его друзья, как по партии, так и вне ее, наехали на него и объяснили, что он лезет в дела, в которых ничего не понимает, и что для него же лучше, если он не хочет, чтобы его слова ему же навредили, оставить эту тему в покое. На следующих обсуждениях отчета он сидел и молчал. Когда через некоторое время мы случайно встретились в Кнессете, он сказал мне: «Не обижайся на меня. Ты же знаешь, что наша цель – это привлечь к себе внимание. И поэтому я и говорил то, что говорил». Я успокоил его, сказав, что я не обижаюсь на него, потому что я уже познакомился с сутью поведения политиков.

Глава правительства произнес дежурные фразы, которые обычно говорит в таких случаях каждый глава правительства: «Мы проверим… мы подготовим… мы сделаем выводы… и тому подобное». Но и он, так же как и остальные, совершенно не вник ни в содержание отчета, ни в обвинения, выдвинутые в отчете, ни наши возражения и опровержения. Я обратил внимание на одну фразу премьер-министра: «Нет спора, что, возможно, Яша и его люди могут предоставить отличный материал о бывшем Советском Союзе и России, может быть, даже наилучший в Израиле, и не только в Израиле. Но мне это не нужно. Мне вполне достаточно знать о России то, что я получаю и добиваюсь от США». И в этом и суть основного спора, который был между нами. Пытается ли государство Израиль действовать и решать межгосударственные проблемы самостоятельно или надеется на обращение к США и на то, что Соединенные Штаты решат эти наши проблемы. Я категорически отвергал подобный подход во всех вопросах, а тем более в вопросах выезда евреев из бывшего Советского Союза и отношениях с государствами постсоветского пространства. В ответ на слова премьер-министра я заявил, что, если будут приняты рекомендации Государственного контролера в отношении «Натива» и его функций, которые, по моему мнению, нанесут вред как организации, так и ее целям и способности выполнять свои задачи, я в тот же день подам в отставку. Я добавил, что не буду покрывать ни своим именем, ни своим опытом действия, лишающие и евреев, и государство Израиль тех возможностей, которые могут быть обеспечены, только если организация будет продолжать действовать в существующей форме.

На это как глава правительства, так и члены Комиссии и работники Государственного контролера заявили, что они совсем не имели в виду, чтобы я оставил пост руководителя «Натива». Все они, включая главу правительства, высказали пожелание и надежду, что я останусь на своем посту и продолжу свою работу. Работники Государственного контролера сказали: «Отчет не относится только лично к тебе. Когда мы писали «глава «Натива», то имели в виду и руководителей организации до тебя. Ведь не ты создал существующую неопределенную ситуацию с «Нативом». Я вспоминал их слова, сказанные Эльякимом Рубинштейном в бытность юридическим советником правительства: «Мы всегда видели в «Нативе» и его работниках организацию, как и другие, подобные ей. Нам и в голову не приходило, что это не оформлено формально. Если бы мы знали об этом, мы бы все оформили». Своими словами он фактически опроверг все написанное в отчете о статусе организации, но это было уже через несколько лет после подачи отчета.

В атмосфере всеобщей истерической атаки на «Натив» нас больше всего удивило молчание бывших руководителей «Натива», Нехемии Леванона и Давида Бартова. Никто из них не позвонил, не пришел, не предложил помощи ни в процессе проверки, ни после опубликования предварительного отчета. После провалов Службы безопасности, после убийства Рабина и после провалов Моссада бывшие руководители этих организаций выступили в защиту своих организаций и пытались помочь, вероятно, из-за чувства ответственности за возглавляемые ими в прошлом организации. Но мы справились и без них, самостоятельно. Вероятно, Ариэль Шарон был прав, когда сказал в свое время: «Вам могут простить любую неудачу. Но успех вам не простят никогда».

После того как Давид Бродет оставил Министерство финансов, наши проблемы с этим министерством резко обострились. Работники Министерства финансов попросту начали тотальную войну против «Натива». Референты Министерства финансов привыкли и их приучили к тому, что они управляют государством. Это амбициозная молодежь, довольно хорошо технически подготовленная благодаря своему образованию и опыту работы в Министерстве финансов. Они считают, что знают все. Для них нет ничего святого, а закон в их глазах только препятствие, хотя они и стараются, чтобы все выглядело в рамках закона. Этому было достаточно примеров. Например, был как-то спор между Управлением государственных служащих и Министерством финансов, с одной стороны, и одной из служащих «Натива», с другой стороны. Эта наша работница в прошлом работала в этом управлении. И, только исходя из мелкой зависти и мести, бывшие коллеги попытались уменьшить ее пенсию после ухода из «Натива». Будучи руководителем организации, в которой она работала, я принял участие в нескольких совместных с представителями министерства и управления заседаниях по этому вопросу. Во время одного из обсуждений один из работников Министерства финансов предложил шаг, против которого возразил представитель их юридического советника. Тот утверждал, что этот шаг противоречит закону и будет отвергнут судебной инстанцией. Ответ на это, который дал один из высокопоставленных чиновников Министерства финансов, поразил меня, хотя в нем выразилась вся суть их безнравственного подхода: «Мы экономим государственные деньги, и нам позволено делать все». По их мнению, они ведут священную войну против всех и им все дозволено.