– Не все, не для всех, не везде и не всегда – вот мой девиз! – нараспев произнес Педро, незаметно для себя самого все-таки употребивший большую часть кувшина. Доброе вино трехлетней выдержки пилось как вода, однако сейчас ноги заметно ослабели, а мысли пришли в несколько смятенное состояние. Этот подвиг не прошел незамеченным мимо Сантьяго, но, попросив товарища поменьше пить, он почти сразу пожалел о сказанном, ведь Педро сегодня убил двух человек.

Окна лавки Гонсалеса были темны, и товарищи отправились по домам. Педро, несмотря на протесты Сантьяго, довел его до порога и успокоился лишь тогда, когда за грандом захлопнулась дверь с бронзовой мордой льва, сжимающей в зубах витое кольцо.

Ночь выдалась жаркой, и родителей Сантьяго обнаружил в патио, возле фонтана. От его ледяных струй по двору растекалась влажная прохлада. Мать сидела на низкой кушетке, обитой тисненой сарагосской кожей, сжимая в руках томик с Псалмами, а отец в мрачном раздумье глубоко погрузился в кресло, сплетенное из виноградной лозы.

– Что нового? – спросил он, увидев сына.

– Пока все по-прежнему, – ответил Сантьяго, – была ниточка, но оказалось ложной.

– Да-да, – словно ожидая такого ответа, пробормотал отец.

– Бог наказывает нас, Мигель, – с мрачной убежденностью произнесла сеньора Тереза. – Наказывает за обман. Это уже второй ребенок…

– Ах, замолчи, прошу тебя! – с внезапным раздражением воскликнул отец. – Сантьяго, – добавил он после небольшой паузы, явно желая сменить тему, – как прошел день?

– Спокойно, – не моргнув глазом соврал Сантьяго. Матери совершенно ни к чему было знать о кровавых стычках в «веселом квартале». Потом он все расскажет отцу, не сейчас.

– Мы с Педро проверили несколько мест. Завтра продолжим. Надеюсь, повезет больше.

– Хорошо. А сейчас иди к себе, – отец устало прикрыл глаза.

Сантьяго пожелал родителям спокойной ночи и удалился.

«О каком обмане говорила мать? – думал он, поднимаясь по лестнице в свою комнату. – Она всегда учила меня и Ферди не врать, быть честными перед людьми и Богом. И верила в то, что говорила. Скорее всего, речь идет о каком-то нарушенном религиозном обете».

Сантьяго заснул, едва успев снять платье, и не просыпался до самого утра. Ему снилась Росенда.

Жаркую ночь сменило еще более жаркое утро. Горячий воздух волнами вплывал в распахнутое окно, солнце слепило с такой силой, что Сантьяго пришлось прикрыть жалюзи.

Он решил не дергать Педро, а сам навестить Гонсалеса. В столь ясный день площадь перед его лавкой будет переполнена народом, поэтому можно без опаски идти одному.

Его предположение оправдалось, и, пробираясь через весело гудящую толпу, он вдруг почувствовал себя на празднике, посреди длинного дня ярмарки, когда в Кадис собиралось почти все население прибрежных городков и деревень. Ему вдруг стало душно, он резко сменил направление и пробился к причалам. Там, у воды, было куда прохладнее, от океана веяло свежестью, которая на площади терялась среди сотен потных тел.

На пирсах, свесив ноги, сидели рыбаки, выставив перед собой длинные удилища. Они напоминали кавалерийских рубак с пиками наперевес, готовых ринуться в лихую атаку. Лазурная вода океана была прозрачна, и Сантьяго без труда различал сотни рыб, тучами круживших перед пирсами.

Мальчишки для развлечения швыряли в воду лепешки, к ним бросалось столько рыб, что их высунутые из воды головы образовывали движущийся островок. Лепешка каталась по нему, подталкиваемая рыбьими носами. Из-за тесного соседства невозможно было раскрыть пасть, чтобы отщипнуть кусочек. Живой островок мотался взад-вперед перед визжащими от восторга зрителями на пирсе, пока из глубины океана не поднималась крупная рыбина, раздвигала мощным телом мелюзгу и одним большим хапом заглатывала хлеб.

Мальчишки бросали еще и еще, возбужденно обсуждая судьбу каждого кусочка, а рыбаки лишь поругивались: из-за этой возни у них почти не клевало. Ругались они беззлобно, зная, что мальчишкам скоро прискучит это занятие и они займутся чем-нибудь другим, а прикормленная рыба кинется на приманки.

Надышавшись свежестью, Сантьяго отправился в лавку Гонсалеса. Хозяин выбрался из глубин своего лабиринта при первом же звяканье дверного колокольчика.

– Нижайший поклон досточтимому гранду де Мена, – произнес он своим скрипучим голосом, вовсе не собираясь склоняться в поклоне. – Имею честь приветствовать вас этим прекрасным солнечным утром. Надеюсь, что полученные сведения принесли вам пользу.

Сантьяго едва заметно поморщился. Витиеватое многословие Гонсалеса раздражало.

– К сожалению, – коротко ответил он, – это оказался не тот мальчик.

– Не тот? – изумленно всплеснул руками Гонсалес. – Да что вы говорите?!

В его голосе явно звучала фальшь, и Сантьяго вдруг показалось, будто Гонсалес специально подсунул ему ложный след. Но для чего, с какой целью? Неужели у него есть какая-то скрытая выгода в его деле? Маловероятно, скорее всего, виновата его дурацкая манера выражаться.

– Мне нужен мой брат, – произнес Сантьяго. – Мой брат Фердинанд, а не сын хозяина таверны из вашего квартала.

– Я искренне сожалею о допущенной ошибке, – проскрипел Гонсалес. – Но поскольку вы не сообщили мне никаких особых примет…

– У Фердинанда нет ничего особого, – оборвал его Сантьяго. – Не стану же я придумывать приметы специально для тебя.

– Ну что вы, что вы, досточтимый гранд, – в притворном испуге поднял брови Гонсалес. – Моя цель помочь вам, а не запутать! Увы, но никаких других сведений об украденных мальчиках ко мне не поступало.

– А ты бы не мог предпринять…

– Поверьте, – решительно перебил его Гонсалес, – я делаю все, что в моих силах. Увы, распущенность царит в нашем городе, содомиты чувствуют себя чересчур привольно. Нужен еще один преподобный отец Гаудиос, чтобы перевернуть Кадис, иначе нам несдобровать. Что же касается ваших денег – они пущены в ход и, я надеюсь, принесут желаемые плоды. А пока, – он картинно развел руками, – пока я ничем не могу быть вам полезен, хотя уверен, что вскорости… – Он замолк, не завершив фразу. Сантьяго кратко поблагодарил его, распрощался и вышел. Делать было нечего, оставалось только ждать.

Он рассеянно прошел через припортовую площадь, миновал Аделантадо и оказался на площади перед собором. Там творилось что-то непонятное. Толпа окружила возвышение, на котором стоял человек, прикованный железными цепями к столбу. Непонятность длилась не больше мгновения, услышав бой барабана, Сантьяго понял, что происходит.

Он стал огибать толпу, стараясь не смотреть на страшное зрелище, но глаза сами возвращались к осужденному. Тот стоял, опустив голову, и что-то бормотал себе под нос. Вдруг перед его лицом взметнулся язык пламени, видимо, палач поднес факел к хворосту, и жуткий вопль заглушил шум толпы. Человек задрал лицо к небу и заорал что-то на незнакомом языке. Он вопил так истошно, словно сила крика могла приглушить величину боли.

– Кого