— В общем, когда латинские рыцари заняли Константинополь в 1204 году, то и Патры перешли под власть крестоносцев и вошли в состав Ахейского княжества. В самих Патрах сидел латинский архиепископ. Но в 1432 году их отвоевал деспот — это титул такой — деспот Морей Фома Палеолог, сын императора Мануила. Однако в 1453 году, после взятия Константинополя турками, он вместе с женой и детьми бежал на остров Корфу. А с собой он забрал голову апостола Андрея, которого очень почитал, и даже назвал в его честь своего сына. Кстати, другая дочь его, София, вышла замуж за великого князя Московского Ивана Васильевича, который первым стал называть себя царём, сейчас он больше известен как Иван Третий. Но вернёмся к Фоме. С Корфу он перебрался в Рим и принял католичество, а голову апостола подарил папе, за что получил орден Золотой розы и пенсию в триста дукатов в месяц. В честь этого перенесения главы произнёс проповедь великий византийский интеллектуал — кардинал Виссарион.

— Как же это византийский — и кардинал? Что-то вы путаетесь в показаниях, гражданин.

— Он был митрополитом Никейским, но после Ферраро-Флорентийского собора перешёл в католичество и стал кардиналом.

— Вот иуда!

— Заканчиваю. С тех самых пор глава апостола покоилась в Риме. Её, правда, один раз украли, но потом нашли невредимой. А в шестидесятые годы прошлого века в знак примирения с Константинопольской церковью папа вернул её в Патры.

— А вы уверены, что католики голову… того… не подменили? Я им как-то не особо доверяю.

— Вот и один грек так думал. Взял молоток и хотел её разбить. Мол, не надобно нам ваших латинских подарков.

— Ужас какой вы рассказываете!

— Почему ужас? Обычная история, причём профессионально рассказанная. Сразу видно учёного! Позвольте познакомиться, коллега. Андрей Кефалиди, сотрудник Министерства иностранных дел.

— Очень приятно. Григорий Фоменко, филолог, сотрудник Института древнерусской культуры. Несколько неожиданно видеть в этой очереди работника МИДа. Вы не по Греции часом специализируетесь?

— Нам на работе, конечно, предлагали пропуска для прохода без очереди. Но я отказался: всё-таки согласитесь, мощи — это не дефицитные румынские гардеробы, тем более апостол Андрей — мой небесный покровитель, нельзя мне так с ним. А работаю я, кстати, в архиве министерства.

— А я вот сына в честь апостола назвал, потому что тот мне прямо всю жизнь перевернул. Никогда не думал, что буду заниматься житиями Андрея, а тут прямо как нечто судьбоносное… И не со мной ведь одним всё это приключилось. До сих пор не верится… А у вас, наверное, очень интересная работа, да?

— Как сказать… Хотя иногда что-то забавное и попадается. Вот тут недавно попалось мне как раз одно дело, в котором было и про руку Андрея.

— Да что вы! Одолжите же рассказом.

— Куда уж мне до вашего красноречия! Вы, наверное, знаете руку апостола, что хранится сейчас в Елоховском, а раньше лежала в Кремле, в Успенском соборе?

— Мужчина, вы что тут такое рассказываете? Какая рука? Неужто у нас, в Москве, есть рука самого Первозванного? Что ж мы тогда здесь в очереди-то стоим, а?

— Представьте себе, есть. А привезли её в 1644 году монахи обители Святой Анастасии в Фессалонике, она же Солунь, нынешние Салоники. Это были, кстати, не первые мощи апостола Андрея, привезённые на Русь: до того чуть ли не семь раз доставляли, но эти оказались самые крупные. У нас в архиве хранятся все документы Посольского приказа: и греческие грамоты, и русские столбцы. Если кратко, история такова…

— Расскажите-расскажите!

— В подворье того монастыря ворвались турецкие солдаты и устроили там бесчинства. Прибывший туда турецкий бей не сумел остановить разбой и был вынужден отдать своей страже приказ перебить грабителей. Однако претензии относительно их убийства родственники погибших предъявили монастырю, который должен был в результате заложить не только все свои имения, но даже и священные сосуды. Такое стеснённое положение заставило монахов отправить посольство к русскому царю с просьбой о милостыне. На момент его отъезда в монастыре не было, видимо, даже настоятеля, потому что грамоту к Михаилу Фёдоровичу подписал от лица братии некий Парфений. Впрочем, архимандрит Галактион и старец келарь Нифонт, иеромонах Савва, иеродиакон Христофор и другие отправившиеся вместе с ним насельники запаслись также письмами к русским царю и патриарху от Константинопольского патриарха Парфения.

— Господи, целая толпа греков за милостыней поехала… А к кому — к русскому царю, конечно!

— Да, именно такие посольства всегда возили подарки в виде святынь. А со святынями обитель испытывала, вероятно, сложности, поэтому они нашлись лишь в самый последний момент: вместо упоминания о мощах в тексте монастырской грамоты позже было дописано указание на них уже после слова «аминь» другими чернилами, но той же рукой. Речь там шла о частице ребра святой Анастасии. Затем, снова другими чернилами, но уже иной рукой сделана ещё одна запись — о деснице апостола Андрея и о мире от святого Димитрия. Это обстоятельство не может не вызвать подозрений относительно происхождения этих реликвий… Впрочем, все три они упоминаются в грамоте патриарха Парфения царю Михаилу Фёдоровичу, так что они были у послов уже к моменту отъезда из Константинополя. Где же они их взяли? Ответ один — на стамбульском рынке реликвий.

— И что, много заплатили наши за те мощи? Ещё, небось, подделка турецкая…

— Сколько именно, уже не помню. Но знаете, что интересно? Хоть рука была и в серебряной оправе и с греческой надписью, русские, видимо, что-то заподозрили — и вскоре о руке апостола Андрея на Руси совершенно забыли. Впрочем, может, это связано со скорой сменой царя, а может, и с тем, что значительная часть мощей апостола (большая берцовая и часть плечевой кости) в Москве уже была: при Борисе Годунове для них изготовили ларец, который сейчас хранится в Благовещенском соборе. Так или иначе, а мощи отправили в патриаршую ризницу, где про них забыли.

— И надолго?

— Не очень. Их обнаружили спустя тридцать восемь лет, причём по счастливой случайности. В 1682 году патриарх Адриан, как сейчас помню эту формулировку, «раздаяния ради мощей на освящения вод Великого Пятка и священных антиминсов новопоставленным архиереем в новоучинённые епархии» вошёл в свою ризницу в церкви Апостола Филиппа — и там среди прочих святынь нашёл давно запечатанный ковчежец «из царских сокровищ», в котором наряду с другими мощами покоилась и рука апостола Андрея «с плотию». Тогда патриарх навёл справки и выяснил обстоятельства как появления святыни в России, так и жизни и кончины апостола. Больше всего ему понравилось троеперстное сложение пальцев на руке апостола. Для Адриана это был один из важнейших аргументов в споре со старообрядцами. Сразу после своей находки патриарх с торжественной процессией переносит руку в Успенский собор…

— Женщина, не толкайтесь так! Не за огурцами ведь стоите!

— Да уж, давка страшная!

— А вот помнится, когда сюда стопу апостола Андрея из Пантелеймонова монастыря привозили, народу не меньше было, правда?