Аверкий Борисович Аристов стал секретарем ЦК в 1952 году. Он потом рассказывал: «Сталин вызывал нас, молодых секретарей, и только речи нам произносил. Ничего конкретного мы тогда не делали».

Возраст и состояние здоровья не позволяли Сталину полноценно работать. Но снимать и назначать он еще мог. Ни один самый близкий ему человек не мог быть уверен в его расположении. Он убрал даже таких верных ему слуг, как генерал Власик, начальник его личной охраны, и Поскребышев, который был его помощником почти 30 лет. Члены высшего руководства, как пауки в банке, пытались съесть друг друга, чтобы удержаться или переместиться в освободившееся кресло повыше.

Вячеслав Михайлович был в опале. 25 марта 1948 года постановлением политбюро оформили форменный выговор Молотову:

«Признать неправильным, что т. Молотов не согласовал с политбюро ЦК вопрос о выступлении советского посла т. Панюшкина на митинге в США и о тексте этого выступления».

Опытные чиновники видели, как Вячеслава Михайловича отодвигают в сторону от главных дел. 29 марта 1948 года на политбюро приняли решение:

«В связи с перегруженностью удовлетворить просьбу т. Молотова об освобождении его от участия в заседаниях Бюро Совета Министров с тем, чтобы т. Молотов мог заняться главным образом делами по внешней политике».

Молотов вовсе не просил отстранять его от участия в принятии ключевых решений — это Сталин вписал слова о «просьбе т. Молотова».

9 апреля Сталин вновь его отчитал. Демонстративно вернул членам политбюро проект постановления правительства о распределении рыночных фондов муки и продовольственных товаров по областям, краям и республикам со словами: «Возвращаю этот документ, так как думаю, что «представлять» его на подпись должны тт. Вознесенский, Берия и Маленков, которые подготовляют проекты постановлений, а не т. Молотов, который не участвует в работах Бюро Совмина».

Полину Жемчужину лишили работы и перевели в резерв Министерства легкой промышленности. В Министерстве госбезопасности на нее завели новое дело. Судя по всему, Сталин был вне себя из-за того, что Жемчужина говорила: «Михоэлса убили». Вождь распорядился убрать ее из Москвы.

27 декабря министр госбезопасности Виктор Семенович Абакумов и заместитель председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б) Матвей Федорович Шкирятов подписали записку на имя Сталина о «политически недостойном поведении» Жемчужиной:

«В течение продолжительного времени вокруг нее группировались еврейские националисты, и она, пользуясь своим положением, покровительственно относилась к ним, являлась, по их заявлениям, советником и заступником их… Через Жемчужину было передано подписанное Михоэлсу на имя товарища Молотова письмо о якобы допускаемых местными советскими органами, в особенности Украины, притеснениях евреев… После смерти Михоэлса Жемчужина посетила театр, где был установлен его гроб… Поведение Жемчужиной дало повод враждебным людям подтверждать распространяемые ими провокационные слухи о том, что Михоэлс был преднамеренно убит… Недостойное поведение Жемчужиной как члена партии зашло настолько далеко, что она участвовала в похоронах Михоэлса, афишируя перед еврейскими кругами свое соболезнование этому человеку, политически враждебное лицо которого теперь достаточно изобличено».

29 декабря 1948 года Абакумов и Шкирятов все то же самое изложили на заседании политбюро. В решении записали:

«1. Проверкой Комиссии Партийного Контроля установлено, что Жемчужина П.С. в течение длительного времени поддерживала связь и близкие отношения с еврейскими националистами, не заслуживающими политического доверия и подозреваемыми в шпионаже; участвовала в похоронах руководителя еврейских националистов Михоэлса и своим разговором об обстоятельствах его смерти с еврейским националистом Зускиным (народный артист РСФСР, лауреат Сталинской премии Вениамин Львович Зускин играл в Государственном еврейском театре, в 1952 году его расстреляли. — Л.М.) дала повод враждебным лицам к распространению антисоветских провокационных слухов о смерти Михоэлса; участвовала 14 марта 1945 года в религиозном обряде в Московской синагоге.

2. Несмотря на сделанные П.С. Жемчужиной в 1939 году Центральным Комитетом ВКП(б) предупреждения по поводу проявленной ею неразборчивости в своих отношениях с лицами, не заслуживающими политического доверия, она нарушила это решение партии и в дальнейшем продолжала вести себя политически недостойно.

В связи с изложенным исключить Жемчужину П.С. из членов ВКП(б)».

Все это произносилось в присутствии Молотова. Молотов не посмел и слова сказать в защиту жены. И лишь при голосовании позволил себе воздержаться. Этот естественный, но в те времена мужественный поступок (некоторые другие партийные лидеры просили дать им возможность своими руками уничтожить своих родственников, объявленных врагами народа) ему потом тоже поставят в вину. Исключение из партии было предвестием скорого ареста.

Сталин сказал Молотову: «Тебе нужно разойтись с женой».

Молотов всю жизнь страстно любил Полину Семеновну. Когда он куда-то уезжал, то всегда брал с собой фотографию жены и дочери. Вячеслав Михайлович вернулся домой и пересказал жене разговор со Сталиным. Полина Семеновна твердо сказала: «Раз это нужно для партии — значит, мы разойдемся». Характера ей тоже было не занимать. Она собрала вещи и переехала к родственнице — это был как бы развод с Молотовым.

20 января Вячеслав Михайлович, пытаясь спастись, написал Сталину покаянное письмо:

«При голосовании в ЦК предложения об исключении из партии П.С. Жемчужиной я воздержался, что признаю политически ошибочным. Заявляю, что, продумав этот вопрос, я голосую за это решение ЦК, которое отвечает интересам партии и государства и учит правильному пониманию коммунистической партийности. Кроме того, признаю тяжелую вину, что вовремя не удержал Жемчужину, близкого мне человека, от ложных шагов и связей с антисоветскими еврейскими националистами, вроде Михоэлса».

Письмо Молотова — это предел человеческого унижения, до которого доводила человека система. Самые простые человеческие чувства, как любовь к жене и желание ее защитить, рассматривались как тяжкое политическое преступление.

26 января 1949 года Жемчужину арестовали. Абакумов получил от Сталина санкцию на полную ее изоляцию. Ей запретили встречи с родственниками, чтобы она не передала Молотову «содержание ее дела и о чем ее допрашивали». Членам ЦК разослали материалы из ее дела. Там было много гнусных подробностей, придуманных следователями с явным желанием выставить Молотова на посмешище. В материалах МГБ утверждалось, что Жемчужина была неверна мужу, и даже назывались имена ее мнимых любовников.

Когда в 53-м году судили Берию и его подельников, следователи нашли людей, из которых выбивали показания на Полину Жемчужину. Одного арестованного, бывшего директора научно-исследовательского института, просто пытали. Руководил этим тогдашний первый заместитель Берии комиссар госбезопасности 3-го ранга Всеволод Меркулов. Этот арестованный выжил и в 53-м году рассказал, что с ним вытворяли Меркулов и следователи: «С первого же дня ареста меня нещадно избивали по три-четыре раза в день и даже в выходные дни. Избивали резиновыми палками, били по половым органам. Я терял сознание. Прижигали меня горящими папиросами, обливали водой, приводили в чувство и снова били. Потом перевязывали в амбулатории, бросали в карцер и на следующий день снова избивали…