Вот это, можно сказать, еще один из способов решения дилеммы всеядного. Лесные грибы вообще ставят эту дилемму особенно рельефно, поскольку в этом случае перед нами одновременно возникают и одна из самых больших наград мира еды, и серьезнейший, смертельный риск. По-видимому, поедание грибов представляет собой экстремальный случай дилеммы всеядного – может быть, именно поэтому люди испытывают в отношении лесных грибов такие сильные и противоположные чувства. Как любят указывать микологи, большинство людей и даже целые культуры можно разделить на любителей грибов, микофилов, и отвергающих грибы – микофобов. Знатоки грибов скажут вам, что англичане и американцы в основном относятся к микофобам, в то время как европейцы и русские, как правило, – страстные микофилы. Я подозреваю, что у большинства людей присутствуют оба эти компонента, но в разных пропорциях. Все мы относимся к грибам с некой повышенной напряженностью, характерной для всеядных, которые постоянно ищут баланс между склонностью к пищевым приключениям и боязнью новой пищи, между неофилией и неофобией.

В случае грибов дилемма всеядного часто сводится к идентификации – нужно точно знать, что именно вы собираетесь съесть. С того момента, как Анджело показал мне первый найденный гриб, мне вдруг стало абсолютно ясно, что есть лисичка и что ею не является. Я сразу понял, что в следующий раз, когда я найду лисичку, причем в любом месте, я ее узнаю и не побоюсь съесть. А это, вообще говоря, странно, если учесть, что, когда я нашел в своем районе лисичку, даже полтора десятка авторитетных определителей, написанных дипломированными микологами, не сумели меня убедить в том, что это лисичка. А теперь я готов жизнь поставить на кон, что это лисичка. На основании чего? На основании мнения одного, так скажем, сицилийского парня, который и образования-то микологического не имеет. Как такое возможно?

А дело в том, что, решая вопрос, глотать или не глотать новую пищу, всеядное существо имеет счастливую возможность последовать примеру своего всеядного товарища, который съел такую же пищу, и не только выжил, но и рассказал об этом. Вот одно из наших преимуществ перед крысой, которая не имеет возможности обмениваться с другими крысами информацией о результатах своих опытов с новыми продуктами питания. Окружение отдельного человека и его культура успешно посредничают при решении дилеммы всеядного, рассказывая этому человеку, что благополучно съедали в прошлом другие люди, а также то, как они это съедали. Только представьте себе, что было бы, если бы каждый вопрос о еде пришлось бы решать самому! С очевидностью, тогда грибы ели бы только самые смелые или самые глупые из нас. Да, общественный договор – это большое благо для всеядных в целом и поедателей грибов в частности…

Определители, конечно, содержат всю мудрость, аккумулированную нашей культурой относительно грибов. Любопытно, однако, что процесс передачи этой в буквальном смысле жизненно важной информации намного легче осуществляется при прямом контакте между людьми, нежели посредством письма или даже фотографий. Эндрю Уэйл упоминает этот феномен в серии замечательных статей о грибах, объединенных в сборник «Союз Солнца и Луны» (The Marriage of the Sun and Moon). «Есть только один способ разобраться в грибах: через людей, которые в них разбираются. Ужасно трудно сделать это по книгам, фотографиям и описаниям».

Интересно, а чем нас не устраивают книги о грибах? Может быть, тем, что передача знаний из уст в уста («вот этот – съедобный, а этот – нет») осуществляется самым базовым, даже, можно сказать, первичным механизмом? Похоже, что в любой коммуникационной среде мы инстинктивно доверяем самому архаичному: вот же, есть прямое личное свидетельство от – скажем прямо – того, кто после этого выжил. Ну и следует учесть, что скромное определение «вот этот» содержит в себе мириады качеств, которые только крайне приближенно можно описать словами и картинками. Наша способность уверенно идентифицировать растения и грибы – один из наиболее важных инструментов выживания, поэтому она впитывает в себя гораздо больше сенсорной информации, чем может поместиться на странице книги. Это послание, записанное в буквальном смысле на «языке тела», не так легко упростить или передать на большие расстояния. Но когда я держу в руках свежесобранные лисички, когда я ощущаю их абрикосовый аромат, когда я чувствую их приятную тяжесть и наслаждаюсь их прохладной сыростью (а кто знает, сколько других их качеств «загрузилось» в мое подсознание?), я опознаю лисичку без малейших колебаний. На данный момент я утихомирил свой инстинкт микофоба относительно по крайней мере одного вида грибов и теперь мог спокойно наслаждаться жизнью. Не каждый день достается человеку такой огромный объем знаний!

Полученные знания я использовал с пользой уже на следующей неделе, когда вернулся к дубу, который растет недалеко от моего дома, и нашел под ним огромные залежи лисичек. Я как-то не подумал о том, что нужно взять сумку, а лисичек оказалось больше, чем я мог унести в руках. Пришлось сделать сумку из футболки: я завязал ее спереди узлом и заполнил большими, перепачканными грязью грибами. Все прохожие на меня оглядывались, и я решил, что это они от зависти (я был так возбужден, что даже в мыслях не допускал, что причина может быть иной). Так что теперь у меня есть грибное место, как у Жан-Пьера, – прямо здесь, в городе. (Не спрашивайте, где именно, – я не хочу вас убивать.)

Поскольку в апреле дождей не было, «охоту» за лисичками пришлось перенести на следующий год. Другие ценные грибы, сморчки, появятся только в мае. Я использовал образовавшийся перерыв для того, чтобы почитать литературу о грибах и поговорить с микологами. Я надеялся найти ответы на некоторые вопросы, связанные с грибами как с формой жизни. Мне казалось, что в них есть что-то глубоко таинственное. Что сделало грибы грибами, где и когда это произошло? Почему лисички растут у дубов, а сморчки – под соснами? Почему грибы вырастают под одним деревом, а под другим – нет? Как долго они живут? Почему некоторые грибы производят смертоносные токсины, не говоря уже о мощных галлюциногенах, а другие отличаются широким спектром отличных вкусов? Я как садовник по традиции считал эти объекты растительными, хотя, конечно, никакие они не растения, и хорошие знания ботаники бесполезны для понимания грибов, которые на самом деле более тесно связаны с фауной, чем с флорой.

Когда дело дошло до ответов на мои вопросы, даже на самые примитивные, выяснилось, что ответить на них трудно.

Книги, с которыми я консультировался, пестрили признаниями в невежестве: «Неизвестно, почему это происходит», «Количество половых типов у грибов пока еще точно не определено», «Конкретные механизмы, запускающие этот процесс, в настоящее время не совсем понятны», «Фундаментальные химические механизмы, ответственные за возникновение ярких галлюцинаций, как были загадочными, так и остаются таковыми по сей день», «Непонятно, относится ли сморчок к сапрофитным или к микоризным грибам или к обоим этим видам» и так далее и так далее – на тысячах страниц микологической литературы. В беседе с известным микологом Дэвидом Эророй, чей детальный определитель «Раскрытые тайны грибов» (Mushrooms Demystified) является библией для грибников Западного побережья США, я спросил его, какой вопрос в области микологии он считает самым важным. Ни секунды не колеблясь, он назвал два таких вопроса: «Почему здесь, а не там? Почему сейчас, а не тогда?»