Сколько осталось времени? Я совершенно сбилась со счета…

Сознание медленно ускользало, а когда меня подняли и потащили вперед, я только успела заметить горящую груду темноты неподалеку. И она все еще шевелилась…

Нельзя убить.

Даже внутренности этой поганой твари никак не хотели умирать!

Меня толкнули через мембрану, протянули по полу и затащили на борт, где я услышала крики «Цикуты» и взволнованный голос Флоренс.

Пол подо мной заходил ходуном. Или это, может быть, меня колотила крупная дрожь? Не разобрать. В горле пересохло, а перед глазами висело однотонное белесое марево, пронизанное красными прожилками.

И через мгновение все утонуло в грохоте и резком рывке корабля.

— То есть, это шантаж? — голос отца неприятно резанул слух. — Ты собираешься поставить на уши весь Совет этими абсурдными заявлениями?!

— Собираюсь, можешь не сомневаться.

Я сидел в кресле собственного кабинета и с усмешкой рассматривал лицо отца. На этот раз воплоти.

По сути, я был под арестом, но получил разрешение находиться на своем рабочем месте в Гильдии до выяснения всех «обстоятельств» дела. И Совет совсем не торопился этим заниматься.

Там, на краю мироздания, мы вырвались в последний момент, не без помощи орудий «Цикуты». Потрепанные, едва живые, с пробоиной правого борта и изрешеченными щитами. От левого крыла остались одни лохмотья, и предстояло потратить немало времени на восстановление.

Сразу же после того, как мы отлетели от пожирателя, — грохнули взрывы, проделав в ублюдке несколько внушительных дыр. Я не мог оторваться от жуткого и завораживающего зрелища, от потоков черноты, выплескивавшихся вовне из разорванного нутра монстра, способного без остановки поглощать целые миры.

Фиксировал все, что видел, не только на «блошку», но и в своей памяти. Это было тем, что стоило помнить.

Нельзя забывать, что враг стоит на пороге твоего дома и останется там навсегда. Это была одна из тех угроз, от которой невозможно избавиться.

Планета медленно покрылась неким подобием плотного панциря, и я больше не слышал чужих мыслей. Вообще ничего не слышал.

— Защитный механизм, — сказала «Цикута». — Он впал в «спячку».

«Цикута», несмотря на все повреждения, могла лететь и нырять в подпространство, но для начала мы вернулись в «тайник».

Ши категорически отказалась брать кого-то с собой и унесла Ключ в неизвестность. Потом она говорила, что просто оставила его там, где артефакту и положено было быть. Спящий, он никому не мог причинить вреда, а все записи о местоположении «тайника» я удалил. Даже с помощью «Цикуты» теперь бы никто туда не добрался. Без человеческой крови Ключ умолк навсегда, его сигнал исчез.

По дороге к подпространственному разрыву Флоренс разрыдалась, как ребенок. Девочка долго держалась, натягивала на лицо убедительную маску, даже улыбалась, но когда ее в полной мере накрыло осознание, что мы летим домой, — плотину сорвало бурным потоком накатившего облегчения. Она сидела в кресле пилота и тихо подвывала, обхватив себя руками. «Цикута» перехватила управление и что-то успокаивающе шептала. Только для Канарейки. Я еще никогда не слышал, чтобы корабль с кем-то говорил таким тоном.

Мы же, кровавое трио, перемазанное дерьмом и Саджа знает чем, по настоянию корабля прошли три круга деконтаминации и дважды чистили одежду, хотя мне показалось, что «Цикута» предпочла бы ее просто сжечь к такой-то матери.

Ши и Герант с трудом приходили в себя. Слишком уж восприимчивы они оказались к мыслям пожирателя, но вольный, оклемавшись и стряхнув шелуху оцепенения, взял управление кораблем на себя, даже курс рассчитал без посторонней помощи.

Его девчонка далеко не отходила, но все время думала о чем-то своем, нервничала и избегала разговоров. Я не настаивал. Каждому стоило пережить случившееся в себе, самостоятельно, а потом, если будет желание, обсудить…

Дальше нас ждал Заграйт и суд.

Который оказался не таким уж и судом, на самом деле. Я искренне подозревал, что весь — абсолютно весь! — Совет замешан в этом «гениальном» плане по скармливанию нескольких сотен систем пожирателю.

Слова Бури, переданные мне Ши и записанные на отдельную «блошку», глубоко врезались в память и пробрались под кожу горьким дурманом. Я не хотел верить в то, что сейчас такие вопросы могут решаться подобными методами.

И где-то в глубине души не желал признаваться, даже самому себе, что причастность отца ко всему этому сильно меня задела.

Если бы тогда, на задании, все пошло по плану и Бардо не отправил сигнал-предупреждение, то я мог и не явиться на Гулан-Дэ. Камкери бы получили свой Ключ.

И Саджа знает, сколько бед это могло бы принести галактике.

Сжав пальцами переносицу, я бросил взгляд на боковую дверь, ведущую в мою спальню. Я знал, что там, за закрытой дверью, мирно спит Флоренс. Она наотрез отказалась возвращаться к себе после того, как Совет запретил нам покидать город.

Просто замерла на пороге моего кабинета и сказала, что избавиться я от нее смогу, только пустив пулю в затылок. Выглядела она при этом так решительно, что я даже не осмелился спорить, и, в конце концов, мне самому было спокойнее держать Канарейку под боком и не думать, где ее носит сегодня.

Птицу последние несколько дней мучили кошмары, и засыпала она исключительно на моих руках; а я потом всю ночь страдал от бессонницы и устраивался в кресле у кровати, потому что просто не мог спать рядом с этой несносной женщиной, оказавшейся крайне беспокойной и нещадно дерущейся во сне.

Ши и Герант были «заключены» в соседней комнате, но не думаю, что им вообще было дело до какого-то там суда. Они пережили слишком много, чтобы испугаться и какого-то Совета. Не удивлюсь, если Ши просто покажет местным снобам средний палец и, выкрикивая проклятия, пошлет их в жопу.

Бардо наконец получил возможность увидеться с семьей, и я предупредил отца, что если что-то с ними случится, то я лично вырву ему сердце и доберусь до любого виновного.

— Мне казалось, что ты умнее, — презрительно бросил дел Тирен старший, а я только сейчас заметил, насколько он постарел. Глубокие морщины разбежались от уголков холодных глаз, а щеки ввалились. Весь его облик дышал какой-то древней усталостью.

— Рад тебя разочаровать, — сказал я и поднялся со своего места. — Если Совет хочет суда, то пусть. Каждому из нас есть что показать. Будь уверен, что все наши записи будут обнародованы, если вы попытаетесь сделать какую-нибудь глупость.

— Убить вас, например?

— Именно! Этот разговор, кстати, тоже записывается. Как и все разговоры, что были до этого, — уперевшись руками в стол, я наклонился вперед и недобро усмехнулся. — Правящих домов — несколько десятков. Я уверен, что обновить состав Совета, если его члены будут признаны… недостойными, не составит труда.