По статье чувствуется, что едва на Дону взялись за создание лесозащитных станций и выращивание леса, как автор самолично побывал там: «Зелеными брызгами малахита чудесно расцвели крохотные, прячущиеся между бровками борозд, как бы прилипшие к влажному песку сеянцы сосен… Стань на колени, склонись над малюткой-деревцом, и ноздри уловят молодой и нежный запах сосновой смолы, а глаза увидят на игрушечно тоненьком, шершавом и гибком стволе-стебельке несоразмерно большие по сравнению с ним, величиной с булавочную головку, искрящуюся, как роса, капельки смолы…»

И наряду с этим клеймит правителей США: «Слепнут от бешенства, взирая из-за океана на незыблемую и все растущую мощь нашего государства; они дрожат от ярости, вслушиваясь в победную поступь Народно-освободительной армии Китая; в тупую и бессильную злобу повергают их успехи стран народной демократии, уверенно идущих к социализму, и черной ненавистью исполнены их сердца ко всему живому, гордому, честному — к свободолюбивым народам Греции, Индонезии, Вьетнама, — к тем, кто истекая кровью, героически сражается за свою независимость…»

Однако же вскоре читать становится скучнее. Так, обычная правдинская агитация и пропаганда. И вдруг прорывы! Вновь чувствуется — шолоховское! — публицистическое перо.

Вот он с вызовом — протестным! — принялся защищать крестьянство. На этот раз от неправедных налогов. Отдал слова негодования колючему на обличения персонажу — деду Трифону. И в сцене, где, по всем законам советской журналистики, надо поддерживать замыслы верховной власти, все читали: «С одной стороны, указание, чтобы сады разводили, а с другой — плати за каждое дерево… в прошлом году вызывают меня в сельсовет, финотделов агент спрашивает: „Сколько, папаша, деревьев в твоем саду?“ А чума их знает, говорю ему, иди сам считай. Он не погордился, пришли комиссией, пересчитали все дерева, финотделов агент и говорит: „Каждое косточковое дерево, ну, слива там или еще какая-нибудь вишня, четыре штуки их считаются за одну сотую платежной земли, а каждое семечковое, яблоня ли, груша — за одно дерево — одна сотая“… Я уже прикидываю: не порубить ли часть дерев?»

Шолохов усиливает драматизм сцены. И раздаются на всю страну отчаянно поперечные слова этого казака: «Идите вы к чертям собачьим! — окончательно выведенный из терпения, гремит обиженный старик и, за рукав стащив с нар свой зипун, накидывает его внапашку и идет к выходу».

Земляки писателю доверяли. Он с малых лет знал, как обращаться к ним: «Здорово дневали!» или «Здорово ночевали!» — чтобы с ходу признавали своим. Запросто, но со вниманием. Это замечалось, особенно в тяжкие послевоенные времена. Один из таких «своих» Валентин Иванович Ходунов рассказывал (он часто сопровождал Шолохова на рыбалку):

— Собирается и старается захватить побольше хлеба. «Зачем столько-то?» — «На приваду, на приваду…» А он просто знал, что к нему может присоседиться ребятня. Как скворушки залетные… Михаил Александрович не томит их ожиданием: развяжет рюкзак, вытащит буханку и зовет — «Берите, односумы, делите…»

И такое рассказал, что невольно подумалось — уж не высеялось ли именно в тот день то самое первое семя замысла, которое проклюнется много позже в рассказе «Судьба человека»:

«Однажды (было это у Емельяновой ямы) среди такой стаи приметил Михаил Александрович белобрысого, глазастого мальца в драной-передраной одежонке. Поманил его к себе:

— Ты откуда будешь, цыганенок?

— Я, дяденька, не цыганенок… Меня Ванюшкой зовут.

— И где же ты живешь, Ванюшка?

— А когда где. Я приблудный…

Шолохов долго смотрел на пацана, ничего не расспрашивая. А потом сказал как будто весело:

— Приблудными бывают только овцы или куры. А ты — человек. Есть-то хочешь?

Тот кивнул. Шолохов тогда: „Пошли к нашему шалашу…“»

В этот год черная тень нависла над всеми шолоховскими произведениями.

В июне 1949-го «Правда» печатала новые главы романа «Они сражались за родину». Шолохов никогда не оставлял равнодушным читателя. И на этот раз пошли отклики. Кое-кто из «откликантов» сочинял для ЦК. То были доносы. Один из них попал к секретарю ЦК ВКП(б) Суслову. Былой земляк, а ныне твердокаменный оплот партийной идеологии станет определять судьбу романа. Перо доносчика профессионально. Оно принадлежало какому-то редактору Военного издательства. Суслову не надо особо напрягать ум и тратить силы на воображение. Он погружается в привычную стихию политфразеологии: «Если „Правда“ напечатала эти главы, значит, редакция одобрила их. А меня эти главы возмутили пошлостью, искажением нашей действительности, клеветой на советских бойцов…» И далее — картечью: «Ужасная клевета… страшный поклеп… грубый цинизм… трудно поверить, что это „творчество“ — дело рук советского писателя… колорит не наш, советский…»

Суслов — опытный аппаратчик — запросил мнение Отдела пропаганды. Здесь быстро собрали все другие доносы — не один в стране бдительщик. Суслов знакомится с мнением отдела. Уже по первым строкам уяснил позицию: «В письме, как и в ряде других писем читателей, полученных Отделом пропаганды, правильно отмечены некоторые недостатки новых глав…»

Все возвращается на круги своя: в 1943-м чей-то синий руководящий карандаш уже корежил самые первые главы. И дальше быть шрамам.

…«Тихий Дон». Сталин 9 сентября подписывает в печать 12-й том своих сочинений. Видит росчерки корректоров, редакторов, издательского начальства и руководства Института марксизма-ленинизма при ЦК ВКП(б). Внимательно вчитывается в оглавление: если что не так, еще можно исправить — что-то включить, что-то исключить. Те, кто помогал составлять том из речей, статей и писем, заверили: состав выверен и всесторонне взвешен. В нем ничего лишнего. Здесь и развитие науки марксизма-ленинизма, и вклад в практическое строительство социализма, и актуальные вопросы, и задачи на будущее…

Шолохов сполна испытает на себе его долголетнюю злободневность.

Но еще 32 дня никто не будет знать о желании Сталина обнародовать свои оценки «Тихого Дона».

Шолохов листает «Правду» за 10 октября. Первая страница с приковывающим внимание заголовком из крупных черных букв: «Двенадцатый том Сочинений И. В. Сталина». Сообщается, что в этот том включены письма к Кону, Горькому, Безыменскому… Но разве мог он догадаться, что в послании Кону содержатся строки о «Тихом Доне»?

Минула неделя. «Правда» продолжает пропагандировать новый сталинский том. На целую страницу материалы. И потянуло давним порохом: «Наступление на кулачество… Борьба с уклонистами… Не можем без самокритики…»

Шолохов когда узнает, что это все о нем и для него?

Путь подписного издания из Москвы в Вёшки занимает несколько дней. Зато в Москве, в издательстве «Художественная литература», ощутили последствия письма тотчас же. Мне об этом рассказал Александр Иванович Пузиков, один из старейших издателей, лауреат Государственной премии СССР (он был там главным редактором): «Издательство запланировало очередное переиздание романа? Вдруг звонок из ЦК: „Читайте Сталина. В „Тихом Доне“ грубые ошибки…“»