– Простите! У меня нет вопросов!

Он сделал то, на что, очевидно, были не способны все прочие, преодолел целую жизнь интроверсии и оставил след, и все тотчас закончилось рыком и рыганьем – будто последняя в своем роде тварь наконец капитулировала пред будущим и послушалась призыва к вымиранию. Затем, точно посланник иного мира из запасников Дитко, миниатюрный человечек огляделся, как бы подразумевая, что он-то понимает некую потрясающую шутку, а к остальным, которых он якобы только что заметил, не имеет ни малейшего отношения. Он был одним из нас, и примитивная граница разделявшего нас стола на козлах не могла ни уловить это, ни передать. Я, объяснил он, профессиональный писатель-комик. Затем, многозначительно блеснув глазом, он предъявил свое удостоверение в виде крошечного бумажного сверточка – пальцем толкнул его по столу ко мне.

– Это вам, – сказал он, отступил задом – точно спецэффект из фильма Кокто – и опять встал у стены.

Глаза его блестели, мою реакцию он предвосхитил ободрительным мини-кивком. Уголки его губ примеривались к лукавой всезнающей улыбке Мистера Мксизптлка, бесенка из Пятого измерения, и я все разворачивал, и разворачивал, и разворачивал, и разворачивал бумагу, пока не прочел карандашные буковки, микроскопические, как надпись на надгробии рыцаря фей:

«Кампания за сюрреалистический эль»[296].

Я не знал, засмеяться или заплакать. Полтора часа на нас пялились, а затем растерянный и смущенный владелец магазина, торопясь поскорее избавиться от неловкости, вывел наш слегка травмированный отряд к машине.

Мы сбились в кучку перед лавкой, словно объедки вчерашнего карри, наши мечты о славе и поклонницах черствым рельефом проступали под беспощадным послеполуденным солнцем Шеффилда, и тут злобный лысый человечек в туфлях на платформе, клешах, рубашке с расстегнутым воротом и с львиным медальоном на груди прошел мимо, как локомотив по рельсам, остановился, замер, обернулся и рявкнул нам в лицо:

– Сволочи тори! Это я, я был на Барбадосе!

Поклонникам супергеройских комиксов зачастую приходится опровергать нелестный стереотип «никому не нужные, неловкие уроды»; хотя в этом всегда был и отчасти остается некий элемент истины, не стоит забывать, что те же претензии можно с легкостью предъявить киноманам, меломанам или футбольным болельщикам – и найти соответствующие примеры. Нередко определенные черты любителей комиксов свойственны одержимым фанатам чего угодно, а также тем, кто рьяно увлечен своими хобби или что-нибудь коллекционирует. Но я должен отметить, что физическую и поведенческую ненормальность шеффилдского класса я видел только в Новой Зеландии, в Окленде, – впрочем, там она разбавлялась тупой агрессией, и лишь один молодой, без кровинки в лице мужик, приехавший за много миль из страны овцеводов, льюис-кэрролловским шутовством хоть сколько-нибудь близко подошел к уровню своих английских коллег. Он вращал глазами за линзами очков, в которых Шерлок Холмс мог бы разгадывать преступления на клеточном уровне, а волосы его были нелепо взбиты, формой в точности напоминали перевернутый рожок с мороженым и создавали неприятное впечатление, будто целиком сделаны из некой отвратительной, склеившейся синтетической субстанции, текстурой и цветом напоминавшей картофельное пюре. Он пронзительно тараторил вопросы, резко дергался – возможно, в его лице мы обнаружили потерянное звено между человеком и страусом, – и я больше никогда не видел ни одного похожего на него живого существа. Мне остается лишь молиться, что этот фермер, который упал на Землю, сможет замолвить за нас словечко, рапортуя своим хозяевам – инопланетным механическим страусам.

С ним не могли сравниться даже горластые, обделенные сексом и разумом парнишки из заваленного снегом Нью-Джерси с их сбивчивыми криками «Женомужчина! Убьем двух зайцев!» и массивные девочки-готки, жертвы некоего невыразимого насилия. Эти физиологические дива имели свойство подбитыми цеппелинами громоздко вплывать в поле зрения в обнимку с нелепыми самодельными куклами Песочного Человека (вообразите вырезанное из картона лицо Нила Геймана, пришпиленное на перчаточную куклу «боксирующая монашка» или наряженное в корону из отутюженных черных роз). Но они были по натуре добрыми и плюс-минус безвредными, как теленовости о катастрофах на другом краю земли.

Гостем конвентов я объездил планету, побывал в Сан-Диего, Лукке, Париже, Барселоне, Мельбурне, Осло, Рейкьявике, Бристоле, Абердине, Лондоне, Филадельфии, и у меня создалось впечатление, что мою читательскую аудиторию в основном составляют умные и пылкие мальчики, студентики или альтернативщики с подругами, которые, как правило, умнее этих мальчиков. То были, повторяю, читатели, не фанаты – для них хороший комикс был просто очередным блюдом ежедневного поп-культурного меню.

Но еще страннее фанатов мне виделись профессиональные ветераны конвентов – прежние «красотки» от фантастики, бывшие капитаны звездолетов и имперские штурмовики, которые пережили свои культовые шоу и всю жизнь мигрируют с одного мероприятия на следующее, прожигают гонорары за выступления, бесконечно кружа по миру, ставя автографы на старых фотографиях и подарочных коробках DVD.

Одна выносливая актриса, в латексном платье и по сей день умопомрачительная, разъезжала с двенадцатилетним сыном, который тихо, вежливо и исполнительно проверял, есть ли для нее грим в автобусе после бурных ночей в очередном городе, в барах, где никогда не иссякает кредит. Над таким ситкомовским сценарием запросто можно похихикать, но я часто вспоминаю этого преданного безропотного мальчика со всепонимающим смирением в глазах и его великолепную маму, которая выжимала последние капли из своей давней роли веселой плакатной девчонки, служившей в космическом флоте, а между тем с каждым днем приближалась к темной стороне роли «мамаши, которую я бы не прочь», ковыляла домой на высоченных каблуках и в безупречном подпитии.

Еще одна культово-телевизионная неизменная фигура, закаленная в боях, остроумная и циничная, одарила многообещающую научно-фантастическую старлетку следующим советом: если надо подхлестнуть очередь мальчиков-поклонников, медленно расстегни верхнюю пуговку на блузке, как будто тебе нехорошо, слишком жарко. Чтобы подхлестнуть поток жертв, расстегни еще пуговок – сколько понадобится, пока не добьешься желаемой скорости продвижения очереди. Оказывается – и это я с вами делюсь со слов эксперта, – застенчивые фанаты смущаются, видя оголенную грудь, и норовят смыться побыстрее. Эта женщина овладела своей методикой в совершенстве и управляла толпой, как уровнем воды в камере шлюза.

Мои посещения этой карусели обычно сводились к одним выходным, забитым автограф-сессиями и дискуссиями на секциях, но стойкие оловянные солдатики направлялись затем в Аргентину, оттуда в Мексику, Сингапур, Осло или Бирмингем. Кочевое племя летучих голландцев и голландок, живущих по расписанию выступлений – возможно, пожизненному. Зрители «культовых» телесериалов и фильмов прощали им всё; сколько бы десятилетий ни миновало с твоего последнего полета к Арктуру, для мастурбаций фанаты по-прежнему брали фотографии, где ты в кольчужном купальнике. Они творили атмосферу двусмысленности, в которой почему-то казалось нормальным и ничуточки не абсурдным протягивать фотографии мускулистых красавцев престарелым актерам, которые расписываются неверной рукой и будто разыгрывают «Портрет Дориана Грея» наоборот.