иранцами, у которых были сотовые телефоны, и о них узнали во всем мире, что привело к самым печальным последствиям. Правительство Ирана с присущей ему жестокостью обрушилось на протестующих; вооруженные ополченцы избивали демонстрантов, тысячи человек были арестованы, десятки убиты. Публичная реакция Белого дома вначале была сдержанной – не столько из-за боязни подорвать наметившийся прогресс в организации переговоров, сколько в связи с призывом лидеров «Зеленого движения» не душить их в объятиях, чтобы не дать режиму повода называть их марионетками США. Оглядываясь назад, я должен сказать, что, видимо, следовало вежливо проигнорировать эти просьбы и с самого начала более жестко публично критиковать действия иранского режима. Такая критика, которую мы в конечном счете все равно в дальнейшем ужесточили, не только была бы правильной, но и послужила бы полезным напоминанием иранскому режиму о том, что мы не настолько отчаянно стремимся начать переговоры по ядерной проблеме, чтобы закрывать глаза на его действия, создающие угрозу как для граждан Ирана, так и для наших друзей в регионе.

Все лето 2009 г. мы продолжали систематически инвестировать в наших партнеров по «Группе 5 + 1». Отчасти это было связано с интересной новой идеей, предложенной генеральным директором МАГАТЭ Мохаммедом эль-Барадеи. В конце срока своего пребывания на посту главы МАГАТЭ эль-Барадеи все еще не забыл свои частые столкновения с администрацией Буша, но теперь стремился помочь новой администрации США занять более конструктивную позицию. В начале лета иранцы направили в МАГАТЭ официальное уведомление о том, что Тегеранский исследовательский реактор (ТИР), на базе которого производились медицинские изотопы, почти исчерпал запасы топливных пластин из высокообогащенного (20 %) урана, поставленных аргентинцами в 1990-х гг. Смысл документа был понятен: или эль-Барадеи находит другого поставщика, или иранцы сами будут обогащать ядерное сырье и, таким образом, продвинутся по пути создания высокообогащенного оружейного урана.

Эль-Барадеи предложил оригинальную идею: почему бы не подыграть блефующим иранцам и не поставить им топливные пластины, не представляющие угрозы с точки зрения использования в целях обогащения ядерного сырья и создания ядерного оружия? Боб Эйнхорн, мой коллега по Группе политического планирования, где я работал во времена Бейкера, а теперь занимавший в Госдепартаменте пост главного советника по проблемам нераспространения ядерного оружия, и Гари Самор, который занимался этой проблемой в аппарате СНБ, заинтересовались идеей и пошли дальше: почему бы не предложить поставлять топливные пластины для ТИР, но потребовать, чтобы иранцы «заплатили» за это приблизительно 1200 кг низкообогащенного (5 %) урана? Это количество примерно соответствовало количеству сырья, необходимого для производства партии топливных пластин из высокообогащенного (20 %) урана (и количеству сырья, необходимого для создания одной атомной бомбы), то есть для замещения израсходованной партии аргентинского сырья. За вычетом этого количества из тогдашних запасов (приблизительно 1600 кг) у иранцев осталось бы только 400 кг – намного меньше, чем требовалось для создания ядерного оружия. Иранцам потребовалось бы около года, чтобы вновь накопить запасы сырья, достаточные для создания одной бомбы. Это обеспечило бы время и пространство для серьезных переговоров как по промежуточному соглашению о «замораживании в обмен на замораживание», так и по заключению всеобъемлющего соглашения.

Другой приоритет весной и летом 2009 г. состоял в развитии сотрудничества с Россией в области решения иранской ядерной проблемы. Война в Грузии в августе 2008 г. нанесла сокрушительный удар по американо-российским отношениям, и администрация Обамы начала прилагать усилия для их «перезагрузки». Кооперация с Россией имела ключевое значение для эффективной работы «Группы 5 + 1». Если бы иранцы поняли, что им не удастся разделить позиции Москвы и Вашингтона и что мы с русскими можем сотрудничать в области ужесточения санкций против Ирана, настроение в Тегеране могло бы измениться. Блестящим началом совместной работы стал разговор президента Обамы с Дмитрием Медведевым, состоявшийся в Лондоне в апреле 2009 г. Госсекретарь Клинтон работала в тесном контакте с российским министром иностранных дел Лавровым, а у меня было несколько долгих негласных бесед с заместителем министра иностранных дел Сергеем Рябковым, моим коллегой, представляющим Россию в «Группе 5 + 1». Мы с Рябковым обсудили предложение по ТИР и начали в общих чертах разрабатывать соглашение о сотрудничестве, в соответствии с которым Россия могла бы производить топливные пластины для ТИР, получая за это от иранцев низкообогащенные ядерные материалы.

Кульминация событий наступила в сентябре 2009 г. В Нью-Йорке вскоре должна была открыться очередная сессия Генеральной Ассамблеи ООН, а вслед за ней в Питтсбурге – саммит «Большой двадцатки». В этот момент британская и французская разведки обнаружили заслуживающие внимания свидетельства обогащения иранцами урана на секретном предприятии, спрятанном в недрах горы близ города Кум. Особую тревогу вызывали относительно скромные масштабы производства на этом секретном объекте – его мощности (приблизительно 3000 центрифуг) были явно недостаточны для производства обогащенного уранового топлива для атомной электростанции, но позволяли произвести материалы, необходимые для производства одной или двух атомных бомб в год. Явно обеспокоенные намерениями западных государств разоблачить их, иранцы направили эль-Барадеи краткое, на первый взгляд совершенно безобидное послание, информируя МАГАТЭ (спустя несколько месяцев после того, как они обязаны были это сделать) о каких-то якобы строительных работах, ведущихся неподалеку от Кума, на предприятии под названием «Фордо».

Вечером 20 сентября эль-Барадеи вместе со мной, Самором и Эйнхорном шел на запланированную встречу в нью-йоркском отеле Waldorf Astoria. Он немного устал от смены часовых поясов после перелета и не знал, что нам уже известно о «Фордо». Генеральный директор МАГАТЭ достал из кармана и вручил нам полученное от Ирана уведомление. Когда мы с Гари и Бобом по очереди прочли его, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие, стало ясно, что речь идет о секретном объекте под Кумом. Теперь у нас было достаточно рычагов влияния на иранцев и сильные аргументы, которые мы могли использовать в отношениях с русскими. Медведев был возмущен открытием – отчасти потому, что для русских новость стала сюрпризом, а отчасти потому, что иранцы, как выяснилось, обманывали и их тоже. Когда несколько дней спустя в Питтсбурге президент Обама объявил о выявленном нами нарушении иранцами своих обязательств, это усилило решимость «Группы 5 + 1» серьезно надавить на них на встрече, которая должна была состояться в Женеве 1 октября, и в итоге Тегеран отказался от своих претензий.

Солнечным днем в начале октября, опять-таки по инициативе Хавьера Соланы, я и мои коллеги из «Группы 5 + 1» встретились с Саидом Джалили и иранской делегацией в шато под Женевой. Мы попусту потратили три утренних часа, излагая друг другу хорошо известные позиции. Сгорая от нетерпения и боясь упустить момент, во время перерыва на ланч я подошел к Джалили, пожал ему руку и сказал:

– Думаю, нам