это часто бывает в подобных новых заведениях, которые приходится оставлять вследствие плохой предварительной разведки. По дороге из Моздока сюда я видел большое число могил, величественных и замечательных в своем роде. Я осмотрел одну из тех, что были разрушены; она была возведена совсем не из окрестной земли, но из гальки или речного щебня. Осколки заполняли площадь окружностью в 240 шагов; я не смог найти там ни одного предмета.

7 декабря. В эту ночь случилась тревога, поскольку черкесские воры подкрались к деревне и угнали две лошади. Потом мы участвовали в празднестве в честь св. Николая. Во время обряда сообщили, что хотят пройти оссеты, хотя у них нет пропусков. Поскольку это показалось подозрительным, один черкесский князь из числа гостей сказал с большой наивностью, что он совершенно точно знает всех воров своего отечества и их лошадей, и пусть разрешат этим въехать, чтобы он мог сказать, кто они такие на самом деле. Все сочли, что невозможно отвратить черкесов от их склонности к грабежу.

Вчера я узнал, что запорожские казаки провели опыт, который принес им довольно хороший результат. Захватив одного князя, который угонял их лошадей, они нанесли ему 200 ударов палкой по подошвам ног, затем посадили на лошадь и отправили его восвояси с довольно почтительным увещанием больше не воровать у них лошадей и предотвратить от этого князей его рода. Вся страна черкесов была возмущена этой жестокостью в отношении князя и вознамерилась отомстить более могущественным соседям, однако запорожцы уклонились от сражения довольно хитрым приемом. Они сказали, что они взгрели не князя, а вора, а самому князю они выражают самое большое почтение. Возможно, в этом приеме запорожцев слишком много скотства, но, как говорят, с тех пор жители Кубани вели себя совершенно спокойно. Это доказывает, что данное средство принесло успех запорожцам, но необходимо заметить, что они считались на Кавказе ловкими пройдохами и их опыт мог иметь весьма печальные последствия. Я слышал один анекдот, который со всей очевидностью доказывает это.

Когда пехотный отряд из Москвы установил арьергард у входа в Грузию в том месте, где прежде стояла крепость Владикавказ, один гренадер, не знаю уж по какой причине, отошел от лагеря на несколько сот шагов. Выстрелом из ружья из-за скалы гренадер был убит на месте; в тот же миг показался ингуш, который отрезал убитому оба уха и тотчас исчез в скалах. История этого ужасного убийства такова. Когда русские занимали крепость Владикавказ, его брат по привычке воровал в окрестностях. Его захватили, пропустили через розги и затем отпустили; он едва дотащился до гор и умер в результате истязания. Тогда его брат, который выступил в поход вооруженный только ружьем, решил отомстить за него. Дни и ночи проводил он в скалах, ожидая случая и намечая жертву. Наконец, когда один молодой офицер неосмотрительно вышел из укрепления, ингуш утащил его ружье, самого его убил, отрезал уши и принес их на могилу своего брата с совершением языческих обрядов, которые исполняются в подобных случаях; затем он выступил на войну, и гренадер стал его восемнадцатой жертвой; в числе убитых им были и три офицера.

В связи с этим я заметил, что народы Кавказа имеют в отношении душ умерших те же самые смутные представления, какие были у древних. Для этих душ они совершают жертвоприношения. По большей части кровная месть ставится на первое место среди всех их основных добродетелей, и невозможно отрицать, что месть за другого – это чувство, прямо противоположное эгоизму.

Завтра я совершу экскурсию в Кабарду, точнее, посещу Шабас-Герая из знаменитого рода Куденат, князья из которого не могут быть лишены их звания. Поскольку три фамилии, объединившись, могут лишить князя его достоинства, он не может найти убежище у какого-нибудь другого князя, он должен искать приюта только у фамилии Куденат или Анзорле. Там он находится в безопасности, пока его дело улаживается. Таковы законы в Кабарде.

8 декабря. Я выехал из Екатеринограда около 11 часов утра и прибыл в Прохладный, где меня встретил блестящий эскорт уральских казаков вместе с Исмаилом, сыном… который вышел мне навстречу. Мы переправились через Малку и вступили в степь, которая показалась нам бескрайней, поскольку горы были закрыты тучами облаков. Вскоре мы вошли в одну из черкесских деревень, которые не похожи ни на чеченские, ни на кумыкские деревни.

Жилища черкесов не являются, собственно говоря, домами; это, скорее, большие корзины из аккуратно переплетенных прутьев, обмазанные глиной и покрытые крышей из камыша. Общий их вид приятен; они стоят в ряд, окруженные оградами, и содержатся в чистоте; отдельные помещения отведены для гостеприимства, то есть для помещения в них странников. Такая деревня остается на одном месте не более 45 лет. Когда князья ссорятся со своими соседями или устанавливают новые связи, тогда они селятся на новом месте, поскольку земля принадлежит всему народу вообще.

Мы прошли через всю деревню и пришли к хозяину, который встретил меня у дверей дома; это был белобородый старец весьма живописного почтенного облика, какой только можно себе представить. Его одеяние было величественным. Большая и богато украшенная кривая турецкая сабля висела на его поясе, абсолютно так же, как в старинных костюмах наших королей в трагедиях; наконец, в правой руке он держал настоящий скипетр, что доставило мне крайнее удовольствие, ибо я надеялся быть и действительно находился у потомка и преемника античных скептухов, или скиптроносцев, которые правили дунайскими и кавказскими сарматами, как это мы видим у Страбона и Тацита. Старый Шабас ввел нас в свой маленький дом, увешанный внутри циновками и весьма чистый. Он рассказал мне о профессорах Ловитце и Гюльденштедте и многих других путешественниках, которых он сопровождал в их путешествиях, и указал на статую, покрытую надписью, на речке Етока. Все, что он говорил, весьма возбуждало мое любопытство, и, когда я вернусь в Георгиевск, я не забуду цели моего первого путешествия. Я не хотел утруждать легкие доброго старца и просил разрешения увидеть княгиню (так называют его жену). Мы вошли в ее домик и нашли ее в кругу гостей. Рядом с ней была некая личность в красном тюрбане, которая, по-моему, должна была быть муллой, и несколько девушек весьма юного возраста. Самой княгине могло быть около 60 лет, но ее талия была замечательной тонкости, что выделяло ее среди других, хотя у черкешенок это всеобщее явление, из которого почти нет исключений. Мой визит был непродолжительным; выходя я заметил мельком в соседнем домике несколько весьма прекрасных и изящных юных созданий. Мне сказали,