У Холдена подтянулся живот. Дыхание срывалось – он сделал еще глоток кофе. Открыл второе окно для датчиков, выставленных на врата Сол. С их места Свободного флота не увидишь. Рано. Они, скрываясь, расположились в стороне от оси врат.

– У нас рельсовая готова на случай, если они пройдут?

– Да, сэр, – четко отрапортовала Бобби.

– Ну, – протянул Амос, – нам с Персиком пора пристегиваться. На всякий случай, понимаешь ли.

Кларисса напоследок коснулась плеча Наоми, отвернулась и вслед за Амосом нырнула в лифт, ведущий к машинному залу. Холден одним глотком допил кофе и убрал грушу в крепление. Хотелось, чтобы скорее кончилось. Хотелось, чтобы эта минута длилась вечно – последняя его минута с Наоми. И с Алексом, с Амосом. Даже с Клариссой, черт побери. С «Росинантом». Невозможно прожить так долго на таком корабле, не изменившись под него. Не полюбив его, как родной дом.

Когда Наоми откашлялась, Холден решил, что она заговорит с ним.

– «Джамбаттиста», – сказала Наоми. – Говорит «Росинант». Не вижу превышения мощности в вашей внутренней сети.

– Пердона, – отозвался женский голос. – Сейчас исправлю.

– Спасибо, «Джамбаттиста». – Наоми прервала связь. Улыбнулась Холдену. Ужас их положения прочертил лишь морщинку в углу ее рта, но все равно у него заныло сердце при виде ее лица. – Дилетанты. Можно подумать, в первый раз.

Он расхохотался, и она засмеялась вместе с ним. Таймер «Джамбаттисты» отсчитывал секунды. Высветил «ноль». Яркий хвост за дюзами мигнул, скрывшись за изгибом аркадского кольца, уйдя в глубоко чуждое пространство.

На месте погасшего таймера Наоми поместила свою математическую модель. Всплеск от прохождения «Джамбаттисты» уже шел на спад.

Линия стала выполаживаться, когда счетчик ожидания Марко переключился на секунды. В кабине что-то сказала Бобби, ей ответил Алекс. Слов Холден не разобрал. Наоми неглубоко и часто дышала. Ему хотелось потянуться к ней, взять ее за руку. Но для этого пришлось бы отвести взгляд от монитора, а значит – нельзя.

Врата Сол сверкнули. Холден установил приближение так, что кольцо заполнило весь экран. Странные, полуорганические структуры кольца будто сдвигались, корчились. Иллюзия, игра света. Дюзовые огни Свободного флота горели так плотно, что выглядели одним огромным сиянием, возникшим из-за края кольца и двинувшимся к центру.

– Стрелять? – предложила Бобби. – Сейчас их, наверное, уже достанет рельсовая.

– Нет! – Наоми опередила Холдена с ответом. – Я не знаю, как сейчас повлияет дополнительная масса в кольце.

На модели у горизонтальной оси появилась линия. Двинулась на пересечение замирающей кривой. Врата пылали яркими тормозными огнями, представившись негативным образом глаза: черная звездчатая радужка и раскаленный добела пылающий зрачок. Таймер показал «ноль». Свет усилился.

У Марко ныли челюсти. Болело в груди. Позвонки грозили сместиться все разом. Высокая перегрузка выскребла его подчистую, но Марко радовался боли. Тяжесть, лишения – это цена, которую платит тело. Они шли на тормозной тяге. Ядро Свободного флота не встретит сопротивления на подходе к Медине – их буквально некому остановить.

На приличной тяге: в одну восьмую или десятую – и с промежутками в невесомости для экономии массы – путь до врат занял бы не один месяц. Месяцев у него не было. Следовало достичь Медины прежде, чем его перехватят рассеянные силы единого флота. Да, это означало гнать корабли на пределе. Да, это означало, что для заправки на обратный путь придется выгрести часть резервов Медины, оставив ее население обходиться остатками, пока он не сумеет стабилизировать положение и наладить снабжение заново.

Шла война. Времена, когда они крохоборствовали, экономили, заботились о безопасности, – позади. Мир – время эффективности. Война – время силы. Если ради силы ему придется поставить своих бойцов на острую грань выживания – так надо для победы. Тот, кто оставляет на завтра, вряд ли доживет до завтрашнего дня. Если цена победы – долгие дни мучительного дискомфорта и боли, он заплатит цену славы. Потому что в конце их ждало возрождение. Забудутся все его мелкие оплошности, и за очищением воссияет окончательная, вечная победа. Уже скоро.

Его ошибка – теперь Марко ее видел – была в том, что он мелко мыслил.

Он воспринимал революцию, воплощенную в Свободном флоте, как восстановление равновесия. Внутряки без конца тянули и тянули из Пояса, а когда он стал не нужен, бросили и сбежали к новеньким блестящим игрушкам. Марко намеревался восстановить справедливость. Пусть теперь внутряки поживут в нищете, а Пояс обретет силу и независимость. Это гнев сузил его кругозор. Праведный гнев. Уместный гнев. Но и такой ослепил его.

Ключом была Медина – с самого начала. А он только теперь увидел, к чему она ключ. Он собирался закрыть врата, вынудив внутренние планеты пожинать последствия вековой несправедливости. Теперь он видел, сколько в этом жесте ностальгии. Обращения в прошлое, к прежним поколениям. Марко допустил классическую ошибку – и был не так горд, чтобы ее не признать: пытался на новом поле боя вести прошедшую войну. Сила Медины не в том, что она может перекрыть приток денег и ресурсов из новых миров. Она могла распоряжаться этим потоком!

Судьба Пояса – не у Юпитера и Сатурна, во всяком случае, не только там. В каждой из тринадцати сотен систем за вратами существовали планеты, столь же уязвимые, как Земля. Пояс распространится на все системы, королем над покоренными мирами. Случись ему начать все сначала, он сбросил бы втрое больше камней на Землю, уничтожил бы заодно и Марс, а потом увел бы свои корабли и свой народ в миры-колонии, где не из чего было собрать единый флот. Обладая лишь Мединой и пятнадцатью кораблями, он в силах установить власть над всеми мирами. Стоит лишь правильно определить место, набраться решимости, применить волю.

Надо как-то уговорить Дуарте, чтобы отдал еще несколько кораблей. До сих пор обещание не тревожить Лаконию доставляло ему все необходимое. Марко полагал, что еще одна маленькая просьба не будет перебором, особенно если учесть, как многим он уже пожертвовал. А если Дуарте откажет…

«Пелла» задрожала – двигатель проходил частоту резонанса. Обычно это случалось при не слишком высоких перегрузках. Удивительно, как то, что при трети g воспринимается легким звоном, при двух с третью превращается в апокалипсис. Марко отстучал сообщение Джози в машинный: «Не развали нас на куски».

Через несколько секунд, получив в ответ грязное ругательство, Марко хихикнул пережатым горлом.

Последняя передышка перед боем выдалась четыре часа назад: тормозную тягу на пятнадцать минут сбросили до трети g, дав людям время поесть и посетить гальюны. Более длительная задержка потребовала бы большей перегрузки сейчас, а они и так шли на пределе выносливости. Но военная история Земли пестрела победами после форсированных маршей. Земле с Марсом оставалось только глазеть, припав глазами к телескопам, и рвать на себе волосы. Земле с Марсом и Медине тоже.