мощные, мускулистые, но не грубые. Не зная зачем, вождь встал и последовал за воительницей на крыльцо, слыша, как певец снова заголосил:

— И тогда ты им все рассказал,

И про то, как был на войне,

А один из них крикнул: «Врёшь, музыкант!»

И ты прижался к стене.

Ты ударил первым — тебя так учил отец с ранних лет.

И ещё ты успел посмотреть на окно,

В это время она погасила свет.

***

На улице стемнело. Холодный ветер закружил последние листья, дождь снова заморосил.

— Накинь что-нибудь, — тихо произнёс Брегор Ниэльлунэ, — замёрзнешь.

— Спасибо за заботу, — хмыкнула она с удивительно искренней благодарностью, — но мне нормально. Я уже пьяная.

В свете блёклого фонаря удалось рассмотреть лицо воительницы — красивые, пусть и грубоватые черты притягивали взгляд, суровая уверенность завораживала. Рядом с Ниэльлунэ действительно не страшно было бы идти в бой.

— Давай тоже расскажу что-нибудь, — проговорила воительница, закуривая. — Знаешь, я даже рада, что ты приехал, потому что мы с друзьями уже всё друг другу сказали, а что не сказали, о том и дальше молчать собираемся. А тебя я вижу впервые. Потом ты уедешь, и мы больше не встретимся, поэтому я могу говорить тебе, что хочу.

— Как и я, — Брегор заулыбался, дым табака показался приятно-ароматным.

— Да, ты прав. Знаешь, самое поганое в войне, что баб в любом случае кто-нибудь поимеет: либо командир, либо соратники, либо враги. Но это, знаешь, неизбежно. Ты можешь идти на войну с любыми мыслями, под любыми знамёнами, с какими угодно гербами, но результат один. И можешь считать, что тебе повезло, если поимели только членом.

Заметив, как изменился в лице собеседник, Ниэльлунэ понимающе закивала:

— Есть, кого вспомнить, да?

— Увы.

— Я догадываюсь, о ком речь. Сродница твоя. Бегала тут по улицам, помню. Ловили её всем госпиталем. Но, знаешь, что по-настоящему страшно? Мы с Гилнором, тем, который поёт одно и то же постоянно, как-то раз орков в плен взяли. Искали еду, а нашли троих тварюг, которые занимались тем же самым. Один из них сразу с обрыва сиганул, как понял, что попал, а двое других штаны спустили, мол, пощадите, откупимся тем, что есть. Одна из них девкой оказалась, второй — парень. Ну его сразу пристрелили, а орчиху Гилнор решил порадовать. И представь, Берегор…

— Брегор.

— Брегор, представь, мой приятель заигрался, в общем, удовольствие этой орчихе доставил, так она разрыдалась, начала благодарить и сказала, что сколько лет уже с мужиками бултыхается, а такое в первый раз.

— Похоже, у наших женщин с эльфами так же, — вождь не хотел об этом говорить, но выпитая бормотуха развязала язык.

— Да ну, — отмахнулась Ниэльлунэ, вдруг приобняв беоринга за плечо, — к Морготу такую радость! Пёрнешь во время соития, а этот падла вечно твой позор помнить будет. Ты уже подохнешь давно, а он живёт и помнит. Страшно!

Расхохотавшись, Брегор ощутил давно забытое уютное спокойствие. Рядом с ним была не просто женщина, для которой нужно оставаться сильным, но та, что поймёт и не осудит. Чувство единения во время краткой встречи с человеком, которому ничего от него не нужно, показалось беорингу поистине волшебным. Руки как-то сами собой обхватили мускулистое тело, поцелую предшествовало лишь короткое сомнение, а потом был задний двор, солома, горячее дыхание и ласки, которые можно подарить лишь тому, кого больше не увидишь.

А когда снова стало холодно, из окна долетела песня пьяного воина:

— Ты шёл не спеша, возвращаясь с войны,

Со сладким чувством победы, с горьким чувством вины.

Примечание к части Песня гр. «ЧайФ» «Со сладким чувством победы, с горьким чувством вины».

Нечаянное добро

— Здравствуй, чужая милая.

Сердце Вирессэ упало, пропустило удар и бешено заколотилось.

— Приветствую, — с трудом выдавила из себя супруга принца Карнифинвэ, пытаясь понять, как правильно по статусу говорить с бывшим женихом. Он ведь теперь ей ровня. Или даже ниже? — Лорд Арагарон.

— Надо же, — сын дортонионского правителя усмехнулся, — корона смелости придала. Но ты напрасно меня боишься: я хоть и зол на тебя, но по-прежнему жду, что ты одумаешься. Я приехал к тебе, а не по делам. Единственное, что мне нужно — вернуть тебя.

— Я не вернусь, лорд Арагарон, — Вирессэ отступила назад, Артахэру застыл на месте.

— Послушай, гость, — менестрель неловко встал, громко втягивая носом воздух, — если ты с добром, то присаживайся, я тут слуга, вина подам, угощение найду, но если ты будешь пугать мою госпожу, я позову на помощь.

Сын лорда Ангарато поднял брови и рассмеялся:

— А ты храбрый, слуга. Но раз ты верен госпоже, должен понимать — для неё благо — уйти от мужа и вернуться ко мне, поскольку помолвка со мной не была расторгнута, а значит, её брак с принцем — фальшивка. Более того, фальшивка опасная.

— Я не вернусь к тебе, ясно? — начала злиться Вирессэ, сжатые в кулаки руки задрожали.

— Хорошо, — вдруг согласился Арагарон и сел за стол. — Тогда предлагаю обсудить, как жить дальше.

— Почему я должна обсуждать это с тобой?

— А с кем ещё? Ты садись, разговор будет долгим. Слуга, наливай вина, доставай, что у тебя припрятано повкуснее. Тоже присаживайся, присоединяйся к беседе. Я приехал надолго, вы двое тоже. У каждого из нас есть собственная казна, да и лорд Маэдрос держит нас здесь на правах гостей, но скажи, леди, тебе не надоело постоянно от кого-то зависеть? Давай откроем мастерскую, наймём работников и торговцев, скопим собственное золото.

— Лорд Арагарон, — Вирессэ посмотрела исподлобья, — я не планирую иметь с тобой общих дел.

— И дел вообще? Напрасно, леди. Ты ведь тоже слышала как бы шутливые упрёки отцов и матерей в адрес детей, мол, они вечно младенцы. Я слышал подобное про Валинор. Говорят, там постепенно оказались заняты все вершины и даже подступы к ним, поэтому новым поколениям остались только низины в тени гор. Но я не хочу так. Давай вырвемся из этой западни!