— О Боже, — громко прошептала она. — Мелли умерла, пытаясь родить. А у меня, по словам доктора Мида, внутри все нарушено после последней неудачной попытки. Вот почему я не знала о беременности, я даже не заметила нарушения месячных, потому что они уже давно были нерегулярными. А вдруг этот ребенок убьет меня? О Боже, пожалуйста, не дай мне умереть именно тогда, когда я наконец получаю то, что мне нужно для счастья. — Она начала креститься со смешанным чувством мольбы, умиротворения и суеверия. Затем сердито тряхнула головой. Что она делает? Глупая. Она крепкая и здоровая. Совсем не как Мелли. Да, Мамушка всегда говорила, что Скарлетт неприлично тихо родила ребенка, издав шума не больше, чем уличная кошка. Она собиралась прекрасно справиться с этим. У нее будет замечательный ребенок. И вся ее жизнь будет замечательной. Они будут самой счастливой и любящей семьей в мире.

Слава Богу, она даже не вспомнила о мисс Элеоноре. Болтовня о любви к детям! Здесь вся ее спесь вылезает наружу. «Представляю, как она сейчас рассказывает об этом всем, даже старому мусорщику. Мой ребенок заставит говорить о себе в Чарльстоне прежде, чем появится на свет.

Чарльстон… Вот куда я должна поехать. Не в Ирландию. Я хочу видеть Ретта, говорить с ним.

Может быть, «Брайан Бору» зайдет туда. Колум — друг капитана; Колум мог бы убедить его сделать это». Глаза Скарлетт заблестели от радости. Она встала, умылась, затем прополоскала рот от оставшегося дурного, кислого вкуса. Уговорить Колума не представляло труда. Скарлетт направилась в спальню и, удобно устроившись между подушками на кровати, приступила к обдумыванию плана.

Когда Кэтлин проснулась, Скарлетт еще спала с блаженной улыбкой на Ж. губах. Она пришла к выводу, что нет нужды торопиться. Не нужно разговаривать с капитаном. У нее было еще время повидаться с бабушкой и ирландской родней. Она могла получить удовольствие, пересекая океан. Ретт заставил ее ждать в Саванне. Теперь была его очередь подождать. Пройдет еще много месяцев до рождения ребенка. Она была обязана развлечься, прежде чем вернется в Чарльстон. Несомненно, леди в деликатном положении не следовало бы высовывать нос на улицу.

Нет, сначала она повидает Ирландию. Вряд ли ей еще представится такой случай. Кроме того, она действительно наслаждалась путешествием на «Брайан Бору». Ее утреннее недомогание при других беременностях никогда не продолжались более недели. Подобно Кэтлин, она через день или два будет совершенно здорова.

Путешествие по Атлантическому океану на «Брайан Бору» напоминало длинный субботний вечер в доме О'Хара в Саванне. Сначала Скарлетт нравилось это.

Вскоре судно заполнилось пассажирами, севшими в Бостоне и Нью-Йорке. Скарлетт подумала, что они совсем не похожи на янки. Они были ирландцами и гордились этим. Их отличала кипучая энергия, столь привлекательная в О'Харах; они пользовались всеми услугами, которые экипаж мог предложить им. Весь день был насыщен развлечениями: состязаниями по преодолению препятствий на палубе, соревнованиями по метанию колец в цель, участием в таких азартных играх, как пари на количество миль, которые пройдет судно на следующий день. А вечером пели в компании профессиональных музыкантов и весело танцевали ирландские рилы и венецланские вальсы.

Веселье продолжалось даже тогда, когда танцы кончились. В дамском карточном салоне разыгрывалась партия в вист, и Скарлетт всегда была желанным партнером.

Все, кроме чарльстонского скверного кофе, было хорошо: и ставки выше когда-либо ей известных, и каждая новая карта щекотала нервы. То было время ее побед. Пассажиры «Брайан Бору» жили, доказывая, что Америка — страна больших возможностей, и они не возражали против того, чтобы потратить свое богатство.

Колум тоже не упускал случая поживиться из их карманов. Пока женщины играли в карты, мужчины удалялись в бар, где проводили время за виски и сигарами. Там на глаза Колума, обычно проницательные и сухие, набегали слезы жалости и гордости. Он разглагольствовал об Ирландии, находящейся под тяжким гнетом Англии, высоко оценивал роль пожертвований в Деле освобождения страны и принимал щедрые дары для Фенианского братства.

Поездка на «Брайан Бору» всегда была выгодным предприятием, и Колум проделывал такое путешествие по крайней мере дважды в год, несмотря на излишние затраты на роскошные апартаменты и обильную еду.

К концу первой недели Скарлетт смотрела на пассажиров с неодобрением. Как мужчины, так и женщины меняли платья четыре раза в день, что являлось лучшим способом похвастаться дорогим гардеробом. Скарлетт никогда в жизни не видела так много драгоценностей. Она, казалось, радовалась, что оставила свои украшения на хранение в банке: они бы поблекли среди великолепия вечернего салона, но, по правде говоря, совсем не была рада. Она привыкла иметь больше того, что имели другие, — больший дом, большее число слуг, больше роскоши, больше вещей, больше денег. Все это явно расстраивало ее планы обратить на себя особое внимание. В Саванне Кэтлин, Мэри Кейт и Хелен откровенно завидовали ей, а все О'Хара поддерживали ее стремление к превосходству.

На судне люди не только не завидовали ей, но даже не восхищались. Они не нравились Скарлетт. Было бы невыносимо, если бы вся Ирландия состояла из подобных людей. Если она еще раз услышит фамилию Грин с характерным «О» в начале, у нее начнется истерика.

— Тебе просто не приходилось сталкиваться с представителями новой американской буржуазии, — утешал Колум. — Ты — знатная дама. Вот в чем дело.

Именно это он и должен был сказать. Знатная дама, какой она должна стать после отдыха, окунувшись с головой в веселое житье и в последний раз почувствовав вкус свободы, затем вернется в Чарльстон к общепринятым манерам и останется таковой до конца своей жизни.

По крайней мере теперь, когда мисс Элеонора и другие в Чарльстоне начнут рассказывать о своих путешествиях в Европу перед войной, она не будет чувствовать себя обделенной. Скарлетт не сказала бы, что ей не нравится такая жизнь. Но дамы не говорят подобных вещей. Бессознательно у нее вырвался вздох.

— Ах, Скарлетт, дорогая, не может быть все так плохо, как ты представляешь, — сказал Колум. — Посмотрим на вещи с другой стороны. Ты вычищаешь их глубокие карманы за карточным столом.

Она засмеялась. Это правда. Фортуна была на ее стороне: за несколько часов 30 долларов. Она расскажет обо всем Ретту. О, как он будет смеяться! Когда-то он был азартным картежником на речных судах Миссисипи. Однако если подумать, то действительно хорошо, что в море можно провести еще неделю. Впредь она не возьмет ни пенни у Ретта.

Скарлетт относилась к деньгам со смешанным чувством скупости и щедрости. Сердитое подозрение к каждому, кто проявлял истинный или мнимый интерес к ее доллару, обеспечивало в течение многих лет сохранность каждого пенни в ее трудно заработанном состоянии. И при этом она чувствовала себя обязанной помогать своим тетушкам и семье Мелани. Она заботилась о них, даже не будучи уверенной, что сможет найти средства обеспечить себя. В случае непредвиденного несчастья она продолжала бы помогать им, голодая сама. Скарлетт старалась не думать об этом: это само собой разумелось.