затосковал. Тут единорога не найдёшь, и надо завязывать с этими таблетками ― небо становилось то розовым, то сиреневым. А найдёшь единорога, так нужно ещё придумать, как спилить у него панты. Он-то думал приманивать его девочкой, но внезапно оказалось, что Гунилла приобрела ненужный опыт. На всякий случай в сумке у него была резиновая шведская женщина, не имевшая пока вовсе никакого опыта.

А пока он прилёг на травку и стал смотреть в небо. Рядом пробежало и вскарабкалось на дерево странное существо с лопаточкой вместо носа. Он помнил, что оно называется шумелка-мышь. Приглядевшись, Карлсон увидел, что на длинной ветке спит человек, обняв саксофон как женщину. Карлсон и сам несколько раз засыпал, и местность оставалась всё той же. У Карлсона даже выросла во сне щетина, хотя казалось, что тут время вовсе не идет, а тонет в розовом сиропе.

Но вот он проснулся в очередной раз и удивился тому, как преобразился вдруг мир! Кажется, что в облаках набухла гигантская серая капитошка. «Откуда я знаю это слово?» ― задумался он.

Но тут уж было не до этого.

Человек, что сидел на дереве, очнулся и поднял саксофон.

Раздался противный долгий звук, подобный тому, который издают латиноамериканские музыканты на площадях всех европейских столиц, когда они изображают, как летит кондор.

Сверкнула молния.

Что-то треснуло в небесах, будто порвались огромные штаны.

Но вместо ожидаемой свежести Карлсона окружила мелкая водяная пыль ― противная и тёплая, как от дождевальной установки в парке.

И тут Эппл радостно наклонилась над ним:

― А вот и то, что тебе нужно! «Сумеречная Искорка»!

Показалась другая лошадка, тёмно-синяя, с фиолетовыми полосками. Слева от неё летела сова, справа ― дракон. На её лбу действительно был рог, правда, в каких-то странных потёках. В этот момент из кустов вышли четыре фигуры.

― Вот чума, ― выдохнул Карлсон.

― Да, Чума, ― согласилась белая лошадка. ― Так меня зовут по-настоящему. Вот мы дождались. Баста, карапузики, кончилися танцы.

И она заржала низким утробным ржанием.

Фигуры приблизились.

На Чуму сел всадник, вооружённый блочным луком.

На красного пони сел всадник с мечом китайской стали, но довольно воинственно выглядящий.

На чёрного пони сел человек с безменом под мышкой.

И наконец, на маленького единорога взгромоздилась унылая фигура с косой.

― Ну, погнали, ― сказал он.

― Через шкаф? ― хмуро спросил лучник.

― А как ещё? Для этого он и придуман, ― ответил человек с весами.

И они натянули поводья.

02 сентября 2022

Реконструкция

― Мне не нравится, что ты всё время пьёшь, ― сказал Командир, переводя дух.

Видно было, что он ненавидит весь мир, потому что ему пришлось лезть по бесконечной лестнице, а потом пробираться пыльным чердаком на крышу.

― Если бы я воевал в Афганистане, то курил бы. Но ты знаешь, что я туда не попал по возрасту.

― Мало ли, у вас, питерских, всегда всё перевёрнуто. И слушаешь ты какую-то дрянь. Какие-то двери… Что это, зачем? Для старпёров это всё…

Малыш выключил допотопный магнитофон, а Командир брезгливо отодвинул бутылки и лёг с ним рядом на нагретую жесть.

― А говорят, что курить даже лучше для здоровья. Скоро, говорят, снова разрешат.

― Нам много что обещают скоро, ― Малыш говорил с Командиром на равных. Тем более, перед ним был бывший командир.

И Малыш сразу же спросил:

― Куда?

Он знал, что за просьба может быть у Командира, не огород же ему понадобилось полоть.

Ехать надо было недалеко.

― Ты понимаешь, ― говорил Командир, ― Карлсон совсем сошёл с ума. У него был шанс, а теперь его нет. И шанса нет, и его самого. Он — как бы не он уже, крыша у него поехала.

Малыша немного вело от утренней выпивки, ему уже хватило романтики в прошлом. Да-да, сто тысяч лет необъявленных войн, и вот ещё одна, чужая. И этот полковник, он ведь его знал. Революция пожирает своих детей. Нет, враньё, все пожирают своих детей ― и всегда приходят свои ― как к Андреу Нину…

― Какая Нина?

― А это я так, это из Барселоны, вспомнилось просто,― отмахнулся Малыш.

― Вас, питерских, погубит начитанность, вот что.

Малыш пожал плечами. Папа не одобрил бы этой фразы.

― Он становится опасен, ― продолжал шелестеть голос над ухом. ― Ты должен понимать, он воин-поэт в прямом смысле… Ты пойдёшь на катере…

― К такой-то матери, ― сам того не желая, продолжил Малыш.

…Он погрузился на этот катер в верхнем течении реки, по которому ещё невозможно было угадать её величие в течении среднем и нижнем.

Катер шёл, поднимая волну, и только у границы сбросил скорость.

Капитан угрюмо смотрел на Малыша. Он, видимо, часто возил такой груз, и не сказать, что это доставляло ему удовольствие.

Малыш думал, что они пересекут границу ночью, но катер прошёл её днём. Просто капитан сходил к пограничникам с красной полиэтиленовой сумкой из супермаркета с логотипом «Кока-Колы», а вернулся уже без сумки. Малыш даже и не поинтересовался, почём нынче переход.

Как только пограничный пост скрылся за поворотом, два матроса стащили брезент с кормы.

Там оказался спаренный пулемёт.

Стволы масляно блестели в закатном солнце.

Пулемётом они воспользовались только раз.

Из протоки было высунулась лодка ― старая дюралевая «казанка».

Матрос с плоским, будто стоптанным, лицом тут же развернул стволы и стрелял, пока не опустели коробки.

Они отплыли довольно далеко, когда Малыш услышал, как воет собака. Он догадался, что это, видимо, собака с той лодки. Как она уцелела ― непонятно. Но больше думать ничего не стал.

Они были уже на черте войны ― черта была зыбкой, и войну от мира, по сути, ничего не отделяло.

Так прошло два дня.

Малыш, по большей части, сидел у борта и слушал в наушниках свою музыку для старпёров.

Иногда он лежал на палубе катера и смотрел, как голубое небо чертят реактивные самолёты, ― он знал их силуэты наизусть, потому что видел их на многих войнах. Если во всём мире будут воевать одним оружием, это будет логично. Оружейники всегда договорятся, подумал он. Но в наушниках бились клавишные, и он прикрыл глаза. Тем более что в наушниках он не слышал залпов, что становились всё ближе и ближе.

Наконец, река привела их в пустынный город, с трудом миновав обломки обрушившихся